Читаем Сад богов полностью

Он закрыл глаза и повертел головой из стороны в сторону на воображаемой горячей неудобной подушке.

– Я не мог уснуть, меня лихорадило. И вот когда прокричал петух, меня вдруг озарило.

Он стукнул себя по лбу с такой силой, что едва не свалился вместе со стулом. Дрожащей рукой он подлил себе еще узо.

– Перед моим воспаленным взором возник греческий флаг, за который мы все сражались и умирали, флаг из моего самого лучшего, непревзойденного мороженого! – Он с видом триумфатора откинулся на спинку стула, наблюдая за моей реакцией.

Блестящая идея, сказал я. Кости расплылся от удовольствия, но затем, вспомнив, чем все закончилось, снова впал в уныние.

– Я вскочил с постели и помчался на кухню, – скорбно продолжил он. – И только убедился в том, что у меня нет необходимых ингредиентов для реализации моего плана. У меня был шоколад, чтобы придать мороженому коричневый оттенок, у меня были красные, зеленые и даже желтые красители, но ничего, решительно ничего, чтобы изобразить на флаге голубые полосы.

Он взял паузу, сделал изрядный глоток и гордо расправил плечи.

– Какая-нибудь мелюзга… турок или албанец… отказались бы от своего плана. Но не Кости Авгадрама. Знаете, что я сделал?

Я покачал головой и отхлебнул лимонада.

– Я отправился к своему кузену Михаэли. Вы знаете, он работает в аптеке рядом с доками. И он – да падет на него и его потомство проклятие святого Спиридона! – он мне дал порошок для голубых полос. Вот!

Кости ушел в подвал и вернулся, пошатываясь под тяжестью гигантского блюда, которое он поставил передо мной. На нем лежала гора мороженого в бело-голубую полоску, удивительно похожего на греческий флаг, пусть даже голубой был с пурпурным отливом. Я выразил свое восхищение.

– Смерти подобно! – прошипел Кости. – Как бомба на голову.

Он сел и уставился недобрым взглядом на содержимое блюда. Признаться, я не видел никаких изъянов, если не считать того, что «голубой» больше напоминал цвет метилового спирта.

– Опозорен! Собственным кузеном, этим сыном суки! – закипал Кости. – Он дал мне этот порошок и пообещал, змея такая, что все будет отлично.

А разве нет, спросил я. Что, собственно, не так?

– Милостью Господа Бога и святого Спиридона, я решил заодно изготовить небольшой флаг для моей семьи – отпраздновать успех. Страшно подумать, что могло бы иначе случиться!..

Он снова встал и распахнул дверь, ведущую в жилые комнаты.

– Сейчас я вам покажу, что этот монстр, мой кузен, натворил. – Тут он громко позвал, обращаясь к обитателям второго этажа – Катарина! Петер! Спиро! Идите сюда!

Его жена и двое сыновей неохотно спустились со второго этажа и предстали передо мной. И я с удивлением увидел, что у всех у них были яркие пурпурно-красные рты, как надкрылья у жуков в разгар лета.

– Покажите языки, – велел им Кости.

Они открыли рты и высунули языки цвета римской тоги. Чем-то они напоминали то ли жутковатую орхидею, то ли разновидность мандрагоры. Теперь-то до меня дошло. Пытаясь помочь Кости, но, как все корфиоты, не включив голову, кузен дал ему пакет фиолетовой горечавки. Однажды я вынужден был помазать ранку на ноге подобным снадобьем и хорошо знаю, до чего же въедлива эта краска. Все трое проходят такими страшилищами не одну неделю.

– А теперь вообразите, – он перешел на шепот, отправив семейство обратно, – вообразите, что было бы, если б я послал это во дворец. Представляете себе всех этих церковников с фиолетовыми бородами! И такого же губернатора! И короля! Меня бы пристрелили.

А по-моему, сказал я, это было бы забавно. Мои слова вызвали у него шок. Когда вы повзрослеете, сказал он сурово, вы поймете, что есть вещи, над которыми нельзя шутить.

– На карту поставлена репутация острова… моя репутация. – Он дал мне новую порцию мороженого, тем самым показывая, что он на меня не сердится. – Вы представляете, как потешались бы иностранцы при виде греческого короля с фиолетовой бородой! По-по-по. Святой Спиридон, спаси и помилуй!

А что ваш кузен, спросил я. Как он воспринял эту новость?

– Он пока не знает. – Кости злобно ухмыльнулся. – Ничего, скоро узнает. Я недавно послал ему образец в виде национального флага.

С наступлением великого дня градус возбуждения на острове зашкаливал. Спиро опустил в своем огромном старом «додже» крышу, и машина выглядела как нечто среднее между трибуной и стенобитным орудием; во всяком случае, наша семья получит отличный обзор официальных торжеств. В приподнятом настроении мы приехали на его автомобиле в город и присели на площади, чтобы выпить по рюмашке и заодно узнать последние новости. Лена в роскошном зеленом с пурпуром костюме сообщила нам, что Марко в конце концов, пускай и неохотно, отказался от своей идеи о бело-голубых ослах, но теперь в его голове родился почти столь же безумный план.

– Вы знаете, ему досталась от отца типография. Так вот, он собрался напечатать тысячи греческих флажков, а затем выйти на яхте в море и разбросать их по воде, чтобы королевский корабль вошел в бухту, как по ковру. Ну?

Перейти на страницу:

Все книги серии Трилогия о Корфу

Моя семья и другие звери
Моя семья и другие звери

«Моя семья и другие звери» – это «книга, завораживающая в буквальном смысле слова» (Sunday Times) и «самая восхитительная идиллия, какую только можно вообразить» (The New Yorker). С неизменной любовью, безупречной точностью и неподражаемым юмором Даррелл рассказывает о пятилетнем пребывании своей семьи (в том числе старшего брата Ларри, то есть Лоуренса Даррелла – будущего автора знаменитого «Александрийского квартета») на греческом острове Корфу. И сам этот роман, и его продолжения разошлись по миру многомиллионными тиражами, стали настольными книгами уже у нескольких поколений читателей, а в Англии даже вошли в школьную программу. «Трилогия о Корфу» трижды переносилась на телеэкран, причем последний раз – в 2016 году, когда британская компания ITV выпустила первый сезон сериала «Дарреллы», одним из постановщиков которого выступил Эдвард Холл («Аббатство Даунтон», «Мисс Марпл Агаты Кристи»).Роман публикуется в новом (и впервые – в полном) переводе, выполненном Сергеем Таском, чьи переводы Тома Вулфа и Джона Ле Карре, Стивена Кинга и Пола Остера, Иэна Макьюэна, Ричарда Йейтса и Фрэнсиса Скотта Фицджеральда уже стали классическими.

Джеральд Даррелл

Публицистика

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века