Сад

— Проходите, разболокайтесь. Милости просим. — Домна Потаповна поклонилась гостю. — Сейчас самоварчик согрею.

Никита Родионович сиял со стены двустволку и патронташ.

— Побегу за огороды, стрельбой знак подам. Может, пальбу услышат…

6

Вере казалось, что со всей степи ветер содрал снежный покров и тяжёлым валом катит по бесконечным полям. Ещё секунда, и эта лавина сомнёт их всех, как былинки, вырванные с корнем. Девушки теснее прижимались одна к другой и уже не тормошили Васю, не приставали с разговорами. Он шёл молча, время от времени останавливался и сосредоточенно подставлял ветру то одну, то другую щёку, будто это могло ответить на тревожные вопросы: где они находятся? Не сбились ли с пути? Выйдут ли к жилью?..

Под ногами было всё то же ровное поле. И ни одной берёзки, ни кустика не встретилось им. Может, они кружатся по какой-нибудь большой полосе?.. Может, только для успокоения охотник сказал, что ему знаком каждый метр этой бескрайней равнины? Потому и молчит, что сам не знает — куда завёл.

Но вот Вася предупредил:

— Осторожнее. Сейчас спустимся в подгорье.

И девушки почувствовали — начинается склон, который приведёт их в долину.

А спустя полчаса охотник так же по-домашнему просто объявил:

— Подходим, куда надо.

Все закричали от радости. Вера попросила:

— Тихо, девчонки! Слышите? Шумит! Бор шумит — нас встречает!

— Нам — направо, — сказал Вася, и все гурьбой пошли возле бора. Но вскоре попали в такой мягкий сугроб, что даже высокая Лиза утонула по пояс.

Протоптав тропу, охотник привёл девушек к избушке, взял веник, связанный из мелкой полынки, и стал обметать Веру, оказавшуюся ближе всех к нему. К тонкому запаху свежего снега примешался приятный аромат полынки.

— Домом пахнет!.. У нас в сенях всегда такие веники… — Вера ловко выхватила веник и, смеясь, начала быстро-быстро обметать парню спину. — Да на тебе ничего и нет… — Повернулась к подругам, — Кто на очереди?..

Охотник распахнул дверь и, войдя в избушку, в углу на полочке нащупал спички; засветив маленькую лампу без стекла, с одной нижней частью горелки, поставил на стол; ружьё и добычу повесил на большой деревянный крюк, вбитый в стену.

Девушки вошли в жильё. Осмотрелись. Слева — высокая деревянная кровать, справа — русская печь, впереди, на широкой лавке — опрокинутый котёл, возле него — деревянные чашки, потемневшие от времени.

— Ого, чай пить будем! — Вера хлопнула в ладоши. — Правильно, хозяин?

Вася уже гремел заслонкой. Откинув её, он поджёг спичкой сухую бересту под заботливо приготовленными дровами, потом повернулся к Вере, чтобы ответить ей, но, встретившись с задорным взглядом её открытых, голубых, как весеннее небо, глаз, всё позабыл. Стоял и смотрел. Над её высоким лбом колыхалась выбившаяся из-под шали тонкая прядь удивительно светлых волос, влажных от таявшего снега. Отблески трепетного пламени согрели её лицо, и без того раскалённое румянцем. Парню стало жарко, точно летом в солнечный день, и он смахнул с головы капюшон и шапку.

Видя, что ответа не дождаться, Вера шутливо крикнула ему в ухо:

— Чай, говорю, пить, хозяин, будем?

Улыбнувшись, Вася бросился к стене, схватил зайца и положил на шесток:

— Варить будем!.. И чай вскипятим. У нас есть другой котёл.

Взглянув на светлосерую шубку огромного русака, Вера всплеснула руками:

— Батюшки мои!.. Да ты «культурного» зайца ухлопал!..

— Нынче разрешили стрелять.

— Давно пора. Я ещё, помню, в третьем классе училась, когда их привезли к нам в клетках. Для расплода. Вся деревня сбежалась смотреть — какие бывают «культурные» зайцы. Вывезли их в поле, выпустили, а они ночью — к огородам.

— У нас — тоже. Зимой даже под крыльцо прятались. Да, да. Я сам выгонял. Провожу за огород и махну рукой: «Живи, серый!..»

— А у нас — не под крыльцо, — хуже, — продолжала Вера, — зимой забрался к папе в колхозный сад и молодые яблоньки посек…

Разговаривая с парнем, Вера отмечала: на подбородке у него ямочка; глаза серые, по-птичьи зоркие; на правой щеке — мелкие синие брызги. «Это от пороха… — догадалась она. — Оплошал при зарядке патронов…» Ей хотелось подробно расспросить, как это случилось, но она постеснялась. «Хорошо, что глаз не задело…»

В избушке стало тепло. Девушки сняли шали и повесили на верёвку, протянутую перед печью, а стёганки и полушубки бросили на кровать; гребёнками расчёсывали волосы. Вера тронула длинные светлые косы, ребром ладони ударила по концам, чтобы они распушились, и закинула за спину.

Глядя на неё, Вася вспомнил, как мать говорила сестрёнке Оле: «Коса — девичья краса».

«А чья же она? — задумался он. — Про сад разговаривает, садоводом отца называет… Неужели самого Дорогина дочка?..»

Девушка повернулась в его сторону, и он, смутившись, быстро вышел. Под сараем наощупь набрал дров и прямо через сугроб побрёл к двери. Той порой Вера выбежала с котлом в руках — зачерпнуть снега. Вася не заметил её и толкнул плечом. От неожиданности выронил дрова. Девушка захохотала:

— Ночью ходит-бродит домовой!.. Ничего, не расстраивайся, я помогу домовому…