Перед печью стояла скамья точь-в-точь так же, как в тот вечер. Вася присел на неё и глянул в печь. Там виднелись сухие дрова, положенные Верой, а под ними — тонкая береста, тоже приготовленная ею. Достаточно поднести горящую спичку, как заиграют бойкие струйки огня и домик быстро наполнится теплом. Всё будет так же, как тогда, но тот миг не повторится…
Та памятная вьюга бесилась три дня, на четвёртое утро небо посветлело, и ветви на деревьях лишь слегка колыхались, но ещё не было уверенности, что не вернутся снежные вихри. Позавтракав, Вася первым встал из-за стола.
— Пойду берёзу сеять.
Гутя замахала руками:
— Чур, чур!.. Домовой с ума спятил!..
— Он, девчонки, брякнул; чтобы нас распотешить.
— Нет, я говорю правду. Весной снег начнёт таять, семена набухнут и лягут на мокрую землю. А сверху будет покрышка из сена. Тоже влажная.
— Я пойду с тобой, — громко объявила Вера.
— Вдвоём веселее! — отозвался Вася. — И, говорят, работа спорится.
— А меня возьмёте для веселья? — игриво спросила Катя. — Песни петь!
— Двоим любо, третий не суйся! — рассмеялась Гутя.
— По дороге домой успеем намёрзнуться, — сказала Тася.
— А я всё-таки пойду, — повторила Вера. — Мне хочется посмотреть.
— Тебе, конечно, надо везде со своим носом соваться! — съязвила Лиза, её зеленоватые глаза потемнели от досады. — Тебе, поди, обморозиться интересно, а нам ни к чему…
— Интересно опыт перенять.
Они вдвоём вышли на аллею. Девушка ни за что не хотела идти позади и, пытаясь вырваться вперёд, громко смеялась:
— Я не люблю, чтобы для меня другие дорогу торили…
Вася схватил её за руку и удержал. У неё — горячая ладонь, длинные тонкие, но сильные пальцы. Такие умеют делать всё! Быстро и ловко…
Не пытаясь высвободить руку, Вера шла рядом с ним. У него на душе было так хорошо, так тепло, что он забыл про её жениха. И она, казалось, тоже забыла.
Вася подал ей широкую деревянную лопату. Она быстро прокладывала в снегу бороздки. Парень шёл по её следу и, нагнувшись над бороздкой, осторожно рассыпал лёгкие, как пушинки, крылатые семечки и разравнивал снег маленькой лопаткой. Он спешил, но догнать девушку не мог. Она вернулась к нему.
— Дай — помогу.
Он осторожно разделил остатки семян, и Вера, отрезая ему путь, тут же начала рассевать их вдоль бороздки.
— Ну вот! А я что буду делать?
— Песни пой! — рассмеялась Вера. — Говорят, у весёлых лёгкая рука: всё всходит и растёт, как на дрожжах подымается!
— Берёзка поднимется хорошая!
— Смотри не подкачай. Не вырастет — девчонки просмеют на весь район!..
Потом они носили сено из копны и растрясали поверх снега. По пути к копне он сначала взял Веру под руку, потом хотел обнять. Она вздрогнула и отстранилась:
— Ой!.. Нет, нет…
Он смутился, помолчал и заговорил опять о деле:
— Теперь одна забота — не сдул бы ветер сено…
— А ты поглядывай. Помни: половина саженцев — мои! Мы приедем за ними.
— Приезжай… одна.
— А если… если с подружками?
— Что ж… Отпустим, в порядке помощи.
— Я пошутила… Помощи не просим… Мне — одну берёзку. Чтобы в нашем колхозе показать…
Ещё ни с кем в жизни не было так приятно разговаривать, как с этой девушкой. Вася не заметил, что прошёл день, не слышал, что от избушки кричали Верины подруги— звали обедать. Не дождавшись — пошли по следам.
— Нас ищут, — сказала Вера. — Пойдём…
Их встретили усмешками:
— Сеяли в две руки — вырастут чубуки!
— Нет, сеяли смешки — вырастут хохотки!
Вера ответила с достоинством:
— Лето придёт — своё покажет!
— А ты, небось, проверять приедешь? — спросила Лиза жалящим голоском.
— Тебя свидетельницей позову.
— Ты для этого своего Сеньку вытребуй.
Опять — Сенька. У Васи озябло сердце. За обедом он вяло поддерживал разговор, а когда пошёл провожать девушек до дороги в посёлок — совсем замолчал…
Сейчас Вася дошёл до последней защитной лесной полосы; раздвинув ветки, пробрался на тихий квартал. Там ровным слоем лежало сено, слегка припорошенное снегом… Вася вспомнил, как здесь он взял Веру под руку… Девушки пели частушку: «Проводил меня до дому, не сумел поцеловать». Это про него. Даже обнять не сумел… Хоть бы раз в жизни… Её… Только её…
Глава четвёртая
В школе готовились к встрече Нового года. Под ёлкой разместили корзины, укрытые зелёным мхом, сквозь который прорывался крепкий аромат зимних яблок. Ждали гостей из города. А в коридоре уже шумели нетерпеливые малыши.
Мария Степановна Букасова накинула шаль на седую голову и вышла на улицу. Дул лёгкий ветерок, под ногами струилась мягкая позёмка.
Старая учительница вошла в калитку и стала подниматься на крыльцо. На улице пели полозья, скользя по укатанному снегу. Всё ближе и ближе. Мария Степановна оглянулась. К калитке подлетела и замерла пара лошадей, впряжённых в кошеву. Они были белыми от инея.
Из кошевы первой поднялась женщина в серой пуховой шали, надетой поверх чёрной каракулевой шапочки, и окликнула её:
— Мамочка!
Мария Степановна, не чуя ног под собой, бросилась к гостям: