Сад

Несколько дней спустя Василию довелось быть в городе. Вернувшись оттуда, он подал Вере свёрток с добрым десятком разноцветных погремушек и сказал:

— Хотел купить одетую куклу, но…

— Сразу и куклу… — улыбнулась Вера.

— …Подумал: вдруг ошибусь, — договорил Василий.

— Я знаю — тебе хочется ошибиться, — сказала Вера, вспомнив его слова о матроске для целлулоидного голыша.

— Нет, что ты… Мне всё равно.

— Вот никак не поверю, чтобы тебе было всё равно.

Вера утвердилась в мысли, что Василий ждёт сына.

Это было приятно ей. Но она часто задумывалась: «А вдруг?..» В такие минуты сама себя успокаивала: «Обязательно — мальчишка! Обязательно!»

Однажды утром отец уехал на пленум краевого комитета защиты мира, и поздно вечером из города позвонил Штромин и сказал, что Трофиму Тимофеевичу предстоит поездка в Москву. Вера торопливыми жестами подозвала мужа:

— Папу избрали на Всесоюзную конференцию! Да, да! Вот послушай сам.

Василий принял телефонную трубку. Штромин рассказал о составе делегации и добавил:

— Знаете, мы беспокоимся за Трофима Тимофеевича. Как-никак, а годы сказываются. Надо бы кому-то поехать с ним, своему человеку…

Ясно, поехать должна Вера. Только она. Так он и ответил в телефонную трубку, внимательный и заботливый Вася. Он знал, что жена давно мечтала об этом. И пока это ей вполне доступно. Через год будет сложнее.

Нечаянная радость! Вера побывает в столице, посмотрит Кремль, сходит в Третьяковку, полюбуется станциями метро… Она увидит людей, известных всему свету, услышит их речи в защиту мира…

Мужу сказала:

— Ты ложись спать. Я одна всё соберу в дорогу… Нет, нет, ты мне только будешь мешать. Ложись.

И он лёг. А она всю ночь не сомкнула глаз. Чтобы не разбудить его — ходила на цыпочках. Думы о будущем привели её к целлулоидному младенцу. Она сшила крошечную матроску, такие же маленькие брючки, одела голыша и усадила подальше, чтобы Вася не заметил до её отъезда.

Утром Василий отвёз Веру в город. Отец уже ждал её на вокзале. Там были все делегаты. Председатель крайсовпрофа, провожая их, посоветовал Дорогину выступить на конференции с речью. Трофим Тимофеевич сказал:

— Не охотник я до выступлений… Но, как отец, потерявший на войне сына, я не могу молчать…

И Вера сказала: за дорогу надо набросать речь на бумаге, чтобы потом прочесть с трибуны. Но отец улыбнулся:

— Бумага сушит слова… Живому слову прямая дорога — из сердца к людям…

За всю дорогу Вера больше ни разу не вспомнила об этом, — голова была занята другими думами, время ушло на другие разговоры, затмившие всё остальное. Началось ещё с той минуты, когда у перрона остановился курьерский поезд, и Вера увидела в окнах вагонов смуглые, улыбающиеся лица черноволосых, черноглазых обаятельных людей и всем сердцем почувствовала: «Наши добрые соседи! Друзья!»

Поезд шёл через великую сибирскую равнину и на всех больших станциях пополнялся людьми доброй воли. Поезд мира! В нём ехали делегации Китая, Кореи, Вьетнама и других стран Азии и Тихого океана. Все они следовали через Москву на Всемирный конгресс народов.

На второй день Вера уже стояла у окна, обнявшись с молодой кореянкой в золотистой шёлковой кофте. Кореянка не знала ни одного русского слова, и они долго не могли найти путей для разговора. Вначале сообщили одна другой свои имена. Кореянку звали Хон Сук. В записной книжке Вера нарисовала реку с родным селом на высоком берегу, себя в саду за сбором яблок и показала рисунок. Хон Сук кивнула головой, взяла у неё книжку и на соседней странице изобразила развалины какого-то селения, людей, занятых на постройке дома. Войну удалось погасить, — помогли борцы за мир во всём мире. А ещё не так давно… И Хон Сук нарисовала себя в костюме медицинской сестры, занятой перевязкой раненого на поле боя. Вера показала портрет Анатолия. Кореянка тоже достала фотокарточку молодого воина, и Вера по жестам поняла, что это её брат. Хон Сук порывистым движением изобразила смерть своего брата, повторившего в далёкой южной стороне подвиг Александра Матросова.

Вот тогда-то они и обнялись, как сёстры, и, чтобы сдержать слёзы, несколько минут простояли с закрытыми глазами.

И в это время Вера почувствовала первое, такое горячее, такое энергичное и, как жизнь, непередаваемо приятное движение ребёнка. Она давно ждала этого мгновения, но, тем не менее, это случилось так неожиданно, что Вера вздрогнула и покачнулась. Хон Сук во-время подхватила её под руку и помогла удержаться на ногах. И сразу же после этого движения ребёнка жизнь для Веры приобрела особый смысл, особое значение. Всё теперь измерялось одним — хорошо ли будет на свете ему, её малышу. Казалось, что отец на склоне лет для того и едет в Москву, чтобы его будущему внуку и всему юному поколению ласково светило мирное солнце.

Они стояли неподвижно, смотрели в окно. Вера думала: «Как назовём маленького? Трошей! В честь дедушки…»

Взяв кореянку под руку, она привела её в купе и представила своим спутникам:

— Моя названная сестра!