Второй бросился вперед и попытался схватить Ласку за плечо, но Вольф встретил его отменным ударом в лицо. Как раз костяшками, будто у немцев руки казенные. Столкнувшаяся с кулаком голова второго осталась на месте, а ноги сделали еще шаг, и он рухнул на спину.
Батя учил, что захват за одежду это подарок врагу. Схватил — сразу бросай, а не можешь сразу бросить, то и хватать нечего. Ласка накрыл руку Василия левой, а правой подтолкнул его под локоть, одновременно делая шаг и поворачиваясь влево. Парень полегче воткнулся бы головой в землю, а то бы и рука сломалась.
Василий устоял на ногах, вывернулся из захвата и сразу же выхватил саблю. Народ вокруг с аханьем отскочил назад, насколько мог, и толпа с обеих сторон так уплотнилась, что сбежать стало совершенно невозможно. Не то, чтобы прямо толпа в десятки человек, но много ли надо на горной дорожке, где два всадника с трудом разъедутся.
Ласка и Вольф одновременно схватились за оружие, только Ласка успел, а Вольф нет. Василий, продолжая движение, которым выхватил саблю, вытянулся и полоснул немца по правой руке, потом тут же отбил удар Ласки и перешел в атаку.
Кровь из перерезанной до кости руки брызнула на зрителей. Они бы разбежались, или отошли подальше, но некуда. Сзади напирают прохожие, еще и требуют объяснений, почему пройти нельзя.
И фехтовать тут особо негде. Василий, похоже, мог себе позволить поранить кого-нибудь постороннего, но Ласка не мог. Пару ударов он парировал, а потом не успевший подняться второй поставил ему подножку и схватил упавшего за правую руку, отбирая саблю.
— Немец, держи тут! — крикнула Оксана.
Вольф, уже присевший на ступеньки, зажал левой рукой раненую правую выше разреза. Оксана оторвала ему рукав рубашки и стала накладывать тугую повязку, не переставая что-то бубнить под нос.
Знакомцы вдвоем отобрали у Ласки саблю и связали ему руки спереди.
Через толпу протолкался приличного вида татарин.
— Что за шум? Вы что тут устроили, еще и у церкви? Попробовали бы вы у мечети это сделать!
Василий поклонился и во всеуслышание заявил, что поймали московского лазутчика.
Ласка закричал, что никакой он не лазутчик, а служит султану и прибыл из Истанбула.
Московских лазутчиков здесь не любили, но обвинение выдвинул тоже русский. Султанских же янычар многие татары видели. Среди тех частенько встречались и бывшие христиане вполне европейского вида.
Бахчисарай не Рим, и события здесь не накатываются поминутно как волны. Если где-то началось что-то интересное, весь честной народ спешит туда. Слово одного русского против слова другого русского? Не отвести ли их на правеж к хану, тем более, что и идти недалеко.
28 Глава
Крымский хан Сахиб-Герай
Славен крымский хан Сахиб-Герай от Истанбула до Казани! Строен и красив Сахиб-Герай, сидит на лучшем во всем Крыму коне. Из нового дворца в новой столице решает хан судьбу Крыма и окрестностей. И Дикого Поля, и Малой Руси до самого Киева, и Великой Руси до самой Москвы, и Молдавии, и Кавказа. Сам Сулейман Великолепный жалует Сахиб-Герая. Ездил Сахиб-Герай княжить в далекую Казань, ходил воевать на Москву, где только не был, да вернулся в родной и любимый Крым.
До дворца даже и не довели. Встретили хана на улице, он как раз возвращался во дворец. Вразнобой принялись объяснять, что случилось, и ничего не объяснили. Сахиб-Герай выехал на середину рыночной площади и развернул коня. За ним полукругом встала свита, тоже не спешиваясь. Перед ханом поставили русского с малость побитым лицом, бледного-бледного немца в одежде, залитой кровью, и русскую девицу в платье, в платке, с окровавленными руками. Сказали, была с ними.
— Тихо все! — скомандовал хан и ткнул пальцем в Василия, — Ты докладывай.
— Семен Федорович приказал, чтобы мы следили за всеми новыми русскими, которые приезжают в Бахчисарай, — сказал Василий, — Особенно за подозрительными.
— Пуганая ворона куста боится, — сказал татарин из свиты хана, — Этого Семена в Москве приговорили. На всю степь вести ходят, что хотят его видеть в Москве не живым, так мертвым.
Василий скривился, но татарина не перебил. Подождал, пока тот замолчит, и продолжил.
— Приехали они с вот этим немцем пустые. Даже, наверное, пришли пешком. Поселились в комнатке. Ничего не покупают, ничего не продают. Только русский за нами от церкви до дома следил. И вместе с немцем они несколько дней в буза-хане говорили со старшим евнухом Ибрагимом. Наверняка против тебя, повелитель, худое замышляли. Позавчера русский ускакал, а немец за ним пешком ушел. Сегодня ни с того, ни с сего, оба снова в Бахчисарае появились. Кто скажет, что они не каверзу готовят?
— Подать сюда Ибрагима, — негромко сказал хан.
Двое татар из свиты направили коней к выходу с рынка.
— Здесь я, здесь, хан-батюшка! — раздалось из толпы, и вперед протолкнулся Ибрагим.