Сабля, птица и девица

— Латинские. А что?

— Нечего православному латинских вероотступников читать. Разрешил на свою голову латынь эту богомерзкую учить!

— Так вся наука на латыни, как ее не учить?

— Твоя наука это конь да сабля.

— Еще читать да писать.

— Это надо.

— Считать. Оброк посчитать, фураж посчитать, добычу поделить. Купцы, опять же, чтобы не обсчитывали.

— И это надо.

— Языки учить ты сам наказывал. Много ли толку с пленных татар или поляков что-то спрашивать, если по-ихнему не разумеешь. И с немцами ловчее самому говорить, чем через толмача.

— На латыни только попы латинские брешут.

— Как попы-то, батя! Ты же сам рассказывал, что на латыни все рыцари из всех немецких стран немного, да понимают. И что есть морская страна, где говор на латынь похож.

— Эх, Ласка… Ты в посольство собрался? Никогда ты не будешь ни у каких немцев дальше остзейских. Даже до штирийских не доберешься, которые доспехи в складочку куют. И до земель короля Франциска, дай Бог ему здоровья, не доберешься. А уж туда, где говорят на вольгаре, год скачи — не доскачешь.

— Может, доскачу.

— Кто тебя пустит-то?

Оба вздохнули и помолчали.

— У алхимиков лекарство есть, панацея называется. Она вообще от всех болезней, — сказал Ласка.

— Сказка это. Не бывает такого лекарства. И алхимик тот помер.

— Ну, батя! Ты как сам помирать собрался. Давай я по миру проеду, лекарство тебе найду.

— Нечего попусту по миру гонять, дурацкие сказки слушать.

— Ну, батя! Сейчас столько ученых людей над лекарствами головы ломают. Разве хорошо по незнанию слепнуть, когда можно микстуру выпить — и здоров.

— В микстуру выпить и помереть я больше верю, — Устин начал сердиться, — И с водкой своей заканчивай. Побаловался. Хватит. Твое дело — конь добрый, да сабля вострая, да лук тугой. Нечего дома делать — в лес сходи, волков погоняй. Мужиков объедь, спроси разбойники не докучают ли.

— Как заканчивай? Только начал же. Гоню и буду гнать!

— Я вот не дам тебе больше пшеницы и не будешь.

— Ах не дашь! — Ласка вскочил, — Да я сам тогда куплю. Я не для себя стараюсь, серебро в дом ношу! За лекарством для тебя же готов на край света ехать!

— Грех сплошной в этой твоей водке. Черт ее выдумал, чтобы русский народ споить. А уж лекарства из водки как пить дать брехня.

— Да нечистый-то тут при чем? Вот те крест, батя, никакого колдовства там нет. Наука сплошная. Сбродить да перегнать.

— И наука твоя от бесов со всей твоей латынью, — если уж батя начал сердиться, то остановить его сможет только мама.

— Это ты меня сейчас бесознатцем обозвал? — Ласка норовом пошел в батю, — Вот брошу все и уеду, куда глаза глядят.

— На болото пойди, жабонят поешь, — усмехнулся Устин.

— Да ну тебя!

— И водку свою с собой забери, пока братья с Москвы не вернулись. Серебро в семью, говоришь, а половину того, что гонишь, Петр с Павлом выпивают.

— Так ведь как я младший старшим откажу? И пробовать кому-то надо, а я столько пробовать не сдюживаю.

— Потому и забери, чтобы капли водочной у меня в доме не было!

— Вот и заберу!

В Москву к братьям Ласка не поехал. Взял два бочонка водки и поехал к маминому брату дяде Федоту. Погоняли кабанов. Выпили немного. Пошли в баню. Еще выпили. Пошли купаться в пруд. Вроде бы, с кем-то по пьяни подрался, но саблю даже из ножен не доставал. Напиваться грех, но пьяным за оружие хвататься грех намного больший.

Потом почти протрезвел, но откуда-то взялись братья. Пил хмельной сбитень, пока под стол не свалился. Лучше бы сразу от водки уснул.

На следующий день Ласка проснулся, когда солнце поднималось к полудню. Он отлично знал, что при своем невеликом возрасте и жилистом телосложении пьянеет намного быстрее старших. Гнать получалось легче, чем пробовать. Петр или Павел по дюжине чарок выпьют и все оттенки вкуса почувствуют, только записывать успевай. Сам же переставал ощущать вкус водки чуть ли не со второй чарки, а там уже и в сон клонит.

Все встречные-поперечные наперебой рассказывали, что между вчерашним купанием в пруду и сегодняшним пробуждением Ласка отлупил отряд татар деревянной сабелькой, а у мурзы отобрал саблю булатную с золотой отделкой.

Братья показали ту самую саблю и еще великое множество добычи, за которую с дядькой Федотом отчаянно торговались. Ведь собирали разбежавшихся по округе татарских коней местные, а не Ласка, не Петр и не Павел. Добычи с татар взяли немало. Хватило бы несколько воинов в поход снарядить. Каждый татарин вел с собой по четыре лошади, и их маленький отряд уже нагреб разного добра во вьюки. Кроме лошадей, почти с каждого достался лук со стрелами и сабля, а еще седла, ножи, одежда, обувь и все прочее. Даже кошельки с монетами.

Федот, конечно, не ограбил бы племянника и дал бы более-менее справедливую долю. Половину, считая в долю Ласки полную стоимость булатной сабли. Но с Петром и Павлом шутки плохи. Тем более, что кровного родства с Федотом у них не было, потому торговаться могли без зазрения совести. Братья забрали три четверти добычи, посчитав общую сумму без сабли, которую сразу же начислили Ласке вне остального расчета.