S.W.A.L.K.E.R. Конец света отменяется!

Давят на слух громовые такты заполярного ритма, будто безумные духи Келе барабанят по бубнам человеческими костями, – и скрипят несмазанные полозья, и хрустят по насту унты, и воет ветер, и перекликаются пьяные бегом ездовые собаки. Зрение и обоняние в деле не участвуют – смерзлись заиндевелые ресницы, потерял чувствительность нос, а вкусом завладела морская соль со сладкой нотой талого снега.

Путь по границе небытия, между белым снежным безмолвием и зеленым океанским равнодушием.

Возвращение к жизни – ласковые касания тепла, разливающегося по щекам, щекотка пропахшей псиной шкуры и отблеск огня на войлочных стенах чума.

Огонь костерка играет бликами на ее высоких скулах, маслянисто блестит в черноте раскосых глаз. В резной плошке – дурно пахнущее варево, внезапно заставляющее вспомнить горячий гоголь-моголь из детства, низкое петербургское небо, игрушечную бригантину на одеяле, крики извозчиков за подернутым изморозью окном и хинную горечь после визитов семейного доктора.

Край плошки касается губ, молчаливый приказ гласит: «Пей!»

«Не хватает соли», – хочется сказать ему, когда к языку возвращается чувствительность. «Как тебя зовут?», «Где я?». Мы дрейфовали с туманом по норд-вест-тень-норд, и глыба айсберга врезалась в обшивку, пропорола ее, как нарвал рогом. Подрядчики всегда воруют, а в Адмиралтействе кувшинные рыла, и это так же точно, как то, что белый медведь чует страх, капитан – первый после Бога, а морской дьявол всегда найдет в днище слабое место. «Ты спасла меня?», «Где остальные?», «Как тебя зовут?».

Он пытается говорить жестами, но тело не хочет подчиняться. Она терпеливо укрывает шкурой грудь, расписанную синими узорами татуировки: «Молчи, береги силы».

«Не хватает соли, – шепчет он в бреду, – не хватает». Будто в ответ влажная дорожка пробегает по иссеченной ветрами щеке, минуя рыжую щетину, попадает на непрестанно шевелящиеся губы. И это тот самый вкус – вкус соли.

Она поет ему песню, которой научил ее дед. Слова ее рождаются вместе с мелодией, она поет о том, что он должен поправляться, должен быть здоровым к тому часу, когда за ним придет ее дед, снежный дух Келе.

* * *

– Мисс Спайси, а что вы думаете обо всех этих разговорах?

– О каких, детка?

– Ну… Знаете, по поводу конца света…

– Ох, милая! Конец света ведь не повод умереть с голоду? Так что возьми нож, с этой премудростью ты точно справишься, Энни! Сделаем в мясе кармашки – да-да, небольшие прорези ножом – и спрячем в них дольки чеснока. Будет не простое мясо, а с секретом. Вы любите чеснок, дитя, или не выносите его, как все, кто часа не проживет без поцелуев?

– Ах, Аделина! С кем мне целоваться? – Энни засмеялась кокетливо, намекая, что уж ей-то конечно же есть с кем. – Эдвард еще не вернулся из командировки. И представляете, уже два дня не звонит! Я не ревную, не подумайте. В себе я уверена на все сто! Вечером он вернется, но я ни слова не скажу ему в упрек: пусть видит, я не из тех жен, что едят своих мужей поедом.

– Уверена, что сегодня? Тогда я заверну тебе с собой пару ломтей мяса для Эдварда! Оно даже не успеет остыть, пока ты добежишь до дома. Твой муж сегодня будет пахнуть чесноком, я обещаю, девочка моя! Ах, что за ночь вас ждет, что за ночь…

История вторая. Чеснок, Allium sativum Цвет – лиловый

– В вашем городе есть река?

Девушка обернулась на голос. Незнакомец стоял под проливным дождем, не делая никакой попытки спрятаться. Косые линии резко перечеркивали темный силуэт.

– Идите сюда, – девушка торопливо поманила мужчину под лиловый зонтик, но тот оказался слишком мал, чтобы спрятать столь плечистую фигуру.

Олаву Эйнару Бьорндалену не везло с женщинами.

Много лет назад, встретив Лив, он подумал, что проклятие снято. Она была не такой, как все, – трепетной, уступчивой, покорной. Когда он впервые коснулся ее губ, Лив лишилась чувств – вот какой нежной она была. Настоящая леди, не то что эти современные свиристелки. Олав никогда раньше не церемонился с женщинами, но сейчас решил, что уж с этой-то холодной северной феей все будет по-другому: то самое, главное, произойдет лишь после свадьбы. Лив думала так же. Не нужно было слов: он видел, как она улыбается тихонько, не поднимая лучистых глаз от очередной толстой книги.

Накануне помолвки Лив впервые сама приготовила ужин.

– Дорогая, ты же знаешь, я не ем дома. – Олав был смущен ее порывом.

Но Лив выглядела такой милой и взволнованной! Ее льняные косы отливали серебром, и отказать ей в столь милой прихоти было невозможно.

Бьорндален поднес ложку ко рту, и его тут же вырвало – прямо на крахмальную скатерть, вручную расшитую лиловыми васильками.

– Что это?!

Его крик только начал набирать громкость и не успел достигнуть крещендо, а Лив уже выскользнула за дверь. Она бежала быстро-быстро, усердно перебирая своими маленькими ножками, но ей ни за что было не уйти от Олава. У нее был лишь один козырь: он не знал этого города, а она знала. И не преминула воспользоваться этим преимуществом.

Достигнув берега Квины, Лив прыгнула в лодку и оттолкнулась веслом от берега.