S.W.A.L.K.E.R. Байки из бункера (сборник)

– Ты, паря, с этими самострелами и прочими хитростями бросай. Притянешь на себя кровососа. У них на эти дела нюх знаешь какой острый?

Бек захихикал. Несколько парней его неуверенно поддержали. Озон смотрел на кровавую полосу заката и думал, что если где и осталось место для вампирских баек, то разве что здесь – в почти средневековых деревушках со всеми их крестами, одинаковыми, как тени, бабами и молчаливыми мужиками, которые то ли живые, то ли нет – не разберешь.

Но разве нужен дополнительный страх? Разве чириканье пуль, свист снарядов и приторный душок гангрены – не самое страшное? Разве тот день, когда по окопу поползли желто-зеленые клубы, и на всех не хватило противогазов, и люди падали, задыхаясь, прямо у него под ногами – а он боялся не врага, не газа, а только того, что кто-то сдернет у него с головы резиновую спасительную маску, – разве может быть что-то хуже? Наверное, думал Озон, все дело в том, что Фронт все-таки не настоящий? Ну ранят тебя, ну ногу отнимут – а в Тылу ты целехонек, и с ногой в порядке. А даже если убьют (дважды – в третий раз и правда списывали на гражданку), все равно на следующее утро очнешься в медицинской палатке, и ласково улыбнется тебе очередная Марфенька. И через год, посуровевший и возмужавший, хотя и несколько бледный, вернешься ты к родителям – солдат и герой. И пусть Фронт не совсем настоящий, но героизм-то не поддельный, и боль самая натуральная, и ужас, когда комбат велит вставать в атаку, а там пули и смерть… Нет. Не нужны тут никакие страшилки.

Вороны, накружившись над рощей, с надсадным карканьем снова обсели церковную крышу. Вороны точно были не настоящие, потому что настоящие только сейчас возвращались бы с кормежки на заднем дворе какого-нибудь мясокомбината. Или где там кормятся тыловые вороны?

* * *

С фронтовой легендой о кровососах Озон познакомился просто и буднично. Даже слишком просто и буднично. В тот день брали высотку. На верхушке холма примостилась огневая точка – дот, откуда строчил вражеский пулемет. Бек, все еще надеявшийся на досрочный дембель, полез по склону и кинул гранату в щель. Беку вообще везло. Другого бы прошило очередью или задело осколками, а этому – хоть бы хны. Про Бека говорили, что смелого пуля боится, смелого штык не берет. А Озон думал, что такая настойчивая погоня за смертью просто не нравится старой даме с косой. Смерть, как любая женщина, ценит упорных, но избегает грубых лобовых атак.

Когда дым рассеялся, Озон, Бек, Михалыч и их лейтенант, Вереснев, полезли внутрь. «Колотушка» хорошо поработала – от солдат противника остались лишь кровавые ошметки тел и обрывки серо-зеленых мундиров. Сквозь дыру в бетоне, образовавшуюся на месте амбразуры, лился тусклый свет.

А потом раздался стон. Кто-то стонал в углу. Солдаты развернулись, вскинув винтовки. Среди бетонного крошева, наполовину скрытый щебенкой, лежал человек. Нет, не лежал, а подергивался, ритмично ударяясь затылком о припорошенные пылью обломки.

Как поступать с вражеским раненым, Озон не знал. Вроде были какие-то лагеря для военнопленных. По гололит-каналам такого не показывали. В любом случае надо было ему помочь… боль-то и на Фронте боль. Озон забросил винтовку за плечо и шагнул вперед, но тут что-то его толкнуло. Михалыч. Михалыч, отодвинув Озона, подошел к раненому и откинул полу шинели. Там, где обычно пряталась бутылка, блеснул металл. Длинный и широкий клинок – саперный тесак, понял Озон. Так же просто и буднично, как доставал бутыль с самогоном, Михалыч достал тесак, примерился и рубанул раненого по горлу. Тот захрипел. Хлынула темная кровь. Старослужащий, прихватив голову для удобства за волосы на макушке, с противным хеканьем рубанул еще раз. Озон закрыл глаза. Потом открыл. Ничего не изменилось, только Михалыч стоял теперь, выпрямившись и сжимая в левой руке свой жуткий трофей. Из разрубленной шеи падали тяжелые капли. Тело перестало дергаться.

Озон перевел взгляд на лейтенанта, потом на Бека. Вереснев морщился. Бек ухмылялся. Михалыч размахнулся и зашвырнул голову в угол, а потом пальцем поманил его, Озона. Парень подошел на негнущихся ногах. Михалыч пнул труп мыском ботинка.

– Смотри, Зёмка. На кровь смотри. Какая кровь?

Кровь и вправду была странная. Слишком густая и темная. С тесака она стекала медленно, неохотно, крупными ленивыми каплями.

– Ему осколками грудь порвало, а он еще дергался. Морда белая. Плюс кровища черная. Кровосос. Увидишь такого – сразу башку руби, иначе поздно будет.

Озон неуверенно оглянулся. Бек откровенно покрутил пальцем у виска и еще раз хмыкнул. Лейтенант развернулся спиной и пошел к распахнутой железной двери, сквозь которую в дот врывались редкие, почти прозрачные дымовые клубы.

«И как я об этом напишу маме?» – тупо подумал Озон, уже понимавший, что о сегодняшнем случае в своем еженедельном письме – здесьтреугольник желтоватой почтовой бумаги, там– обычный е-мейл – упоминать не станет.

* * *