Заговорщики прошли ряд гермодверей – их Центурион просто вырывал из стены. Выбрались в узкий коридор со сводчатым потолком, множеством ответвлений и все теми же ржавыми трубами. В пыльных зарешеченных плафонах горели тусклые лампочки. Обещанная Ангелом массивная дверь оказалась на месте. Центурион и Озон в два счета разобрались с охранниками. Порох и Запал установили заряды – желтые нашлепки вроде гигантских комков жвачки, с острым ядовитым запахом. Взрыватели сработали. И вот…
– Хлор, – хмыкнула Ангел. – Ну надо же. Эти придурки не додумались ни до чего поядренее хлора. Вот уж аутентичность не ко времени…
На долю секунды Озон оцепенел, а потом чуть не расхохотался. Хлор. Ужасный, ядовитый, сжигающий легкие хлор, от которого погибло тогда тридцать человек в их батальоне, – этот хлор был для него теперь совершенно безвреден.
Сирены тоскливо выли. В раскуроченном коридоре мигала красная аварийная сигнализация. Клубился дым. Центурион встал во весь рост и вышел из-за угла. Хлор, как болотная вода, раздавался у него под ногами. Вцепившись в смятую створку, командир потянул что было сил. Железо жалобно заскрипело, и створка грянулась на пол, взметнув вверх хлорные волны.
Центурион оглянулся через плечо.
– У нас мало времени. Сейчас сюда набежит охрана. Симба, Ангел, внутрь. Бозон, Порох, Запал – мы держим коридор.
Порох и Запал двигались синхронно, словно человек и его тень, – да они, близнецы, и были тенями друг друга. Братья скользнули налево, к лестнице.
Озон и Центурион повернули направо, к боковому переходу, упиравшемуся в выкрашенную зеленой краской дверь. Низкий потолок нависал, грозя раздавить. Озон запоздало подумал, что, ошибись братья с зарядами…
– Запала обратил Порох, – неожиданно и хрипло сказал Центурион.
Он вновь присосался к своей фляжке.
– На следующую ночь после того, как попался дикому кровососу. И до сих пор мается… А у Запала тоже душа болит – он бросил брата подыхать в болоте и сбежал. Испугался бестии. Так они оба и будут мучиться виной, пока кто-нибудь их не прикончит из жалости.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Не знаю.
Центурион обернулся. Глаза его ярко блестели, а лицо оставалось в тени. Лишь красные вспышки аварийной сигнализации выхватывали из мрака то острый нос, то подбородок в трехдневной щетине. От фляжки тянуло… сивухой? Но ведь вампиры не пьют спирт?
– Не знаю. Тебе нравится быть кровососом, Озон?
Ответить он не успел. Зеленая дверь вылетела из проема, словно ей выстрелили из пушки, и в тот же миг в грудь ударили первые выстрелы.
Он не знал, сколько это продолжалось. Может быть, минуту. Может, пять, или полчаса. Весь коридор был залит кровью. Кровь капала с потолка, ее вкус – самый сладкий вкус в мире – ощущался на губах, когти и пальцы сделались липкими от крови. Под ногами ворочалось скользкое месиво из разорванных человеческих тел. А потом их поток иссяк. На какую-то долю секунды Озон даже пожалел, что все кончилось так быстро, – ему хотелось еще, еще рвать, еще ломать, пробивать черепа, отрывать…
– Хватит! – рявкнул голос под ухом, и в подбородок врезался тяжелый кулак.
Озона впечатало в толстую трубу. Посыпалась труха. Труба обиженно загудела. Мотнув головой, он обнаружил перед собой Центуриона. Центурион смотрел на разбитые костяшки и был, кажется, очень зол. Рядом с Центурионом стоял Симба и что-то говорил… что?
– Ты должен на это посмотреть, – повторил Симба, обращаясь к Центуриону.
Лицо у Симбы было хмурое.
– Оставайся здесь, – буркнул куратор. – Если полезут новые… я услышу, если полезут. Просто стой здесь.
Едва Центурион с Симбой скрылись за углом, Озон упал на четвереньки и принялся лакать кровь из лужи на полу. Кровь была горько-сладкой и пахла хлором, и не было ничего лучше этого вкуса и этого запаха.
Какое-то время в туннеле стояла тишина. Даже сирены заткнулись. Лишь негромкое кап-кап с потолка, но с каждой каплей звук делался все громче, а тишина – все пронзительнее. Озон повернулся… нет, он вывернул голову назад, совсем как Центурион, и даже не заметил. Передвигаться было удобно по-всякому. На четвереньках, задом наперед, по потолку – как угодно. Пришлось сделать усилие, чтобы встать на ноги и идти так, как ходят люди, а не стлаться туманом. Значит, вот что испытывал Бек? А он хотел убить Бека. Нехорошо. Но и эта мысль была неважной.
За дверьми с сорванной створкой горел электрический свет. Слишком яркий, так что Озону пришлось превратить зрачки в узкие щелочки – и снова он не понял, как это сделал. Просто шагнул вперед, туда, где медленно рассеивалось хлорное облако.