С высоты птичьего полета

Йозефа удивляло, как эти слова успокаивали и утешали его в самые мрачные периоды. К тому же, он теперь ясно понимал, на что было похоже заключение Майкла. И хотя он был волен приходить и уходить, он тоже был пленником, но по собственному желанию, угнетенный чувством вины прошлых лет, невидимыми оковами, удерживающими его от принятия любых приятных вещей этого мира. И каким-то образом слова молодого поэта оказались ключами к осознанию стен, внутри которых он был заточен.

В тот вечер произошло нечто чудесное. Он снова перечитал стихи Майкла, и по его щекам потекли слезы. Сняв очки, он не стесняясь заплакал: сначала это были слезы глубокого сожаления о потерянном, затем слезы всепоглощающей радости от приобретенного. Вскочив на ноги, он заорал на весь мир через треснувшее чердачное окно:

– Я понимаю! Я понимаю! Сара, я понимаю! Теперь я знаю, что ты пыталась мне сказать и чего я не смог услышать. Ты была права. Музыка и поэзия… Это и есть самая настоящая формула.

Он подумал об отце и о множестве страниц со стихами, запечатленных в собственной памяти. Новые слезы катились по его щекам, когда он начал читать строчки, которые, как он помнил, его отец произносил с трепетом. Потребовались годы, чтобы все осознать, но те слова, что он перечитывал снова и снова, они, наконец завершили свое долгое неспешное паломничество от головы к сердцу.

И когда он смотрел сквозь стекло на полумесяц молодой луны, он представлял себе Майкла, и надеялся, что он где-то в теплом и безопасном месте. Теперь он точно знал, почему той ночью много лет назад его послали к нему домой. Майкл надеялся, что его спасет Йозеф, хотя на самом деле сам Йозеф нуждался в спасении. Когда он приютил молодого студента, он не подозревал о том, что станет учеником, а Майкл – учителем. Йозеф не осознавал этого, но энтузиазм и страсть молодого человека к жизни и любви неспешно точили его погребальный кокон из кирпича и бетона, как неумолимый океан точит морскую дамбу. Даже в заточении, на чердаке, Майкл пил из колодца жизни так много и жадно, чем Йозеф когда-то в своей жизни. Он собрал всю свою бесстрашную жизненную силу и жажду жизни и переплавил в свои стихи. И размышляя об этом, Йозеф, к своему стыду осознал, как много в жизни он проспал. Оцепенело двигаясь по миру боли и печали, он не потратил ни минуты, чтобы впитать что-то хорошее вокруг себя. А хорошего было так много, даже в разгар жестокой войны.

Внезапно его мысли обратились к Ханне, ее улыбке, ее глазам, мыслям о ее теле рядом с ним. К своему огромному удивлению, он осознал, как сильно ему нужно к ней прикоснуться и ощутить рядом с собой ее присутствие. Впервые при мыслях об этом, не всколыхнулось чувство вины перед памятью о Саре, а просто появилась потребность почувствовать любовь и страсть, которые Майкл так часто запечатлевал на странице, как и его любовь к Эльке, как и его любовь к Саре. Мать Ханны умерла совсем недавно, поэтому он хотел проявить уважение и подождать, подходящего времени вряд ли найдется, но он скоро расскажет ей, что чувствует к ней на самом деле.

Каждое утро он просыпался с надеждой, что Майкл вернется, и каждую ночь засыпал, с чувством еще большего одиночества. Но в промежутках между этими часами он сознательным усилием выражал благодарность. Он был благодарен за жизнь, которую ему дали, и благодарен за все, чему он научился. Когда изоляция угрожала сокрушить его, он обращался к стихам Майкла и его любимой поэзии. Эти слова, так красиво сложенные вместе, каким-то образом привнесли тишину в его мятежное сердце, чувство комфорта и облегчения, словно его мягко вывели из сумрака.

С тех пор как исчез Майкл, Йозеф видел Ханну только раз, и ему очень хотелось побыть с ней наедине, чтобы признаться в своих чувствах, но по мере того, как союзники продвигались к Амстердаму, она все больше времени уделяла работе в Подполье. Когда он мимолетно увидел ее, то спросил, есть ли какие-нибудь новости о Майкле, но новостей не было. Насколько ей было известно, никто из членов Подполья не помогал ему и даже не вступал с ним в контакт. Опасения, что он мертв, остались невысказанными. Эта мысль грозила раздавить его. Но он также должен был верить в высшие силы, высшие силы, что поддерживали жизнь молодого человека, начиная с надписи в книге стихов Рильке и заканчивая болезнью, выздоровлением и его чудесным своевременным побегом. Конечно, человек, которого такие хитросплетения судьбы оставили в живых, был предназначен для чего-то большего в этом мире.

Глава 55

Однажды утром, когда Йозеф прогуливался, чтобы размяться, он остановился и стал наблюдать, как возвращаются домой перелетные птицы. К огромной своей радости, он заметил, что единственное дерево, оставшееся по соседству, где так много срубили на дрова, распускается бело-розовыми весенними цветами.