С вождями и без них

Здесь уместно вспомнить рассуждение о коллективном, групповом, и индивидуальном, частном, портрете. Румянцева по многим показателям следовало бы отнести к упомянутым "партийным академикам". У него не было капитальных научных трудов. При пытливом уме он был вполне правоверным марксистом и не помышлял ставить под вопрос устои официальной идеологии. Будучи человеком смелым, не боящимся взять на себя ответственность за дело, которое, был уверен, принесет пользу партии и стране, он в то же время не был лишен тактической изворотливости, без которой невозможно было засидеться в коридорах власти даже при самом благосклонном отношении "первых" лиц.

И все же язык не поворачивается безоговорочно зачислить его в названный клан. Не только потому, что он отваживался печатать крамольные по тем временам статьи, но и потому, что он создал журнал, ставший провозвестником обновления нашей системы, сыграл в политике примерно такую же роль, какую сыграли "Новый мир" в литературе и Театр на Таганке в искусстве. Убежден, никто из других "маршалов" нашей общественной науки с такой задачей не справился бы. Да вот наглядное тому свидетельство: Ю.П. Францов как ученый был посильнее Румянцева, но, став, в свою очередь, шеф-редактором журнала, удержать его на прежнем уровне не сумел.

Справедливости ради надо сказать, что и в этом случае немалую роль сыграло время. Когда "Проблемы мира и социализма" только появились на свет, их первые выпуски расхватывались молниеносно, а некоторые статьи перепечатывались и распространялись из рук в руки. Такого ажиотажа, разумеется, не стало, когда в Союзе появились свои очаги свободомыслия. Алексею Матвеевичу явно благоприятствовало и то, что международное коммунистическое движение, официальным органом которого был журнал, пребывало еще в состоянии относительно прочного единства. Мощные западные партии, особенно итальянская и французская, уже начинали мыслить некоторыми категориями еврокоммунизма, но еще ценили свое сотрудничество с КПСС, не теряли надежды обратить нас в свою веру. Журнал открывал для этого уникальную возможность, которой они спешили воспользоваться. Его портфель был буквально завален статьями Берлингуэра, Марше, Карильо и других генсеков. Вдобавок редакцию осаждали просьбами печатать выдержки из партийных программ и другие документы - для этого пришлось выпускать специальный бюллетень.

Не все принималось в Москве с одобрением. По мнению ревнителей чистоты марксизма-ленинизма, кое-какие публикации попахивали ревизионизмом. Но, не желая ссориться с влиятельными зарубежными соратниками в условиях острого конфликта с китайской компартией, на это закрывали глаза. А когда стало уж совсем невмоготу, велели сократить тираж на русском языке и ограничить распространение журнала в открытой продаже.

Надо сказать, немалая заслуга в создании журнала принадлежит еще одному "партийному академику", сумевшему вознестись выше всех остальных, - Борису Николаевичу Пономареву. Сколько на его долю пришлось нареканий за матерый догматизм! Между тем за долгие годы своего секретарства он собрал в отделе ровный, сильный состав профессионалов-международников. А создавая журнал компартий, который полностью находился под контролем руководимого им Международного отдела ЦК, видел в нем не только средство сплочения комдвижения, но и "кузницу кадров". Уже в первой половине 60-х годов "проблемисты", как мы себя называли, начали появляться в 3-м подъезде здания на Старой площади, где располагались международный отдел и отпочковавшийся от него отдел по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран (для краткости назывался Отделом ЦК КПСС). Со временем выходцев из журнала становилось все больше, некоторые из них удостоились выдвижения на руководящие должности, другие оставили заметный след в разных сферах деятельности.

Хулители перестройки, наслышанные о "Проблемах мира и социализма", утверждают, что это было "осиное ревизионистское гнездо", которое чуть ли не повинно во всех случившихся со страной бедах. Я бы посоветовал им искать виновных рангом повыше. Бисмарк как-то сказал, что династия Бурбонов сделала для революции больше, чем все Бонапарты, вместе взятые: Людовик ХIV абсолютизмом, ХV - непристойностями регентства, ХVI - слабостью*. Примерно то же самое можно сказать о вкладе наших правителей в крушение советской модели социализма и распад СССР. Сталин способствовал такому исходу тем же абсолютизмом, Хрущев - ноздревщиной, Брежнев - нарциссизмом.