Читаем С вождями и без них полностью

Зашел как-то дружок из соседней батареи. Пойдем, говорит, познакомлю тебя с красивой дивчиной. Действительно, оказалась хороша: черноглазая, чернобровая, как полагается украинке, с легкой походкой, длинной косой, начитанная, главное - умеющая проникновенно слушать. Мы с ней гуляли по заснеженному саду, я читал стихи, которых знал немало. Любовь к ним привил мне отец, а память была отменная. Однажды он прочитал, с выражением, с жестами, романтическую поэму Хозе Мария Д'Эредиа "Торжество Сида". Больше тысячи строк, а я их по памяти восстановил от первой до последней, и сейчас помню. Сочинял я ей свои стихи, пока однажды, придя на свидание, не застал с тем самым моим дружком. Они торжественно объявили, что решили пожениться. Непонятно, зачем он меня с ней знакомил.

Из крымской кампании больше всего запомнилось взятие Севастополя. Я не очень тогда разбирался в высоком военном искусстве, мой кругозор сводился в основном к участку, на котором действовала батарея, в меньшей мере - и бригада. Кое-какие представления были о роли нашей 2-й гвардейской армии. Но и этих знаний хватило, чтобы восхититься безупречным мастерством, с каким была спланирована и проведена операция по взятию Севастополя. Сначала авиация долго молотила по передовой линии противника, затем она обрушилась на глубину обороны, а по передовой нанесла мощный удар артиллерия, в том числе наши пушки; дальше пошли барабанить минометы. Понеся колоссальные потери, буквально втоптанные в землю, немцы не оказали сильного сопротивления пехоте. Город был разрушен дотла - такое мне пришлось видеть только в Минске и Кенигсберге. Вдобавок улицы были завалены трупами лошадей - их немцы свезли со всего полуострова, надеясь вывезти морем, но не успели и решили не оставлять нам живыми.

Не обошлось и здесь без забавных эпизодов. Бригадой нашей командовал полковник Иванов. До этого я его видел только раз. Заявился на батарею, задал несколько проходных вопросов, удостоверился, что пушки в порядке, и собирался уже отбывать, когда обратил внимание на лежавшую в сторонке кучу, накрытую брезентом, подошел, поднял, а там целый лошадиный бок. Помрачнел, строго уставился на меня:

- Младший лейтенант, что это такое?

- Остатки лошади, товарищ полковник.

- Что, солдатам еды не хватает?

- Наверное, не хватает, раз едят, - ляпнул я довольно дерзко и, уже чувствуя, что могу нарваться на неприятность, добавил: - У нас ведь, товарищ полковник, татары, башкиры, а это их национальное блюдо.

Он отозвал меня в сторонку, чтобы не слышали подчиненные, дал выволочку:

- Немедленно убери это безобразие, чтоб ничего такого впредь не было. Ты что, не понимаешь, какая зараза может случиться от лошадиного мяса? А за непочтительное обращение с начальством получай десять суток. - И неожиданно улыбнулся. Как я потом узнал, нигде не было записано про этот арест. То ли он позабыл, то ли просто хотел на словах меня приструнить.

По бригаде ходила легенда, будто полковник наш графского рода, родители, удирая за границу, бросили его мальчишкой, воспитывался в детской колонии. Не знаю, так ли, но человек он был бедовый. В Севастополе мы занимали позиции рядом с морем, так он вздумал искупаться, полез в воду, немцы его засекли, открыли шквальный огонь. Пришлось бедолаге сидеть в воде минут десять - это в апреле, когда смельчаки отваживаются только окунуться. Потом все-таки не выдержал, пробежал метров двести, спрятался за скалу. Уцелел.

Другой эпизод с ним случился в Литве, которую мы прошли вдоль Немана. До сих пор отложилась в памяти необыкновенная красота этих мест, небольшого городка Вилькомир со сверкавшими на солнце разноцветными крышами. Там боя не было, а вот подальше немцы укрепились на подступах к двум небольшим не то селам, не то городкам. Пехотной дивизии было поручено выбить их оттуда, а нам, естественно, подкрепить ее огнем. Дальше - анекдот. Звонят из штаба, спрашивают, найдутся ли в батарее добровольцы пойти в бой вместо пехоты. Приказ не обсуждают, нашлись несколько храбрецов, а из уст в уста, от батареи к батарее дали этому такое объяснение. Наш бригадный и пехотный командиры якобы хорошо выпили и поспорили, кто быстрее и без лишних потерь возьмет один из городков. У пехоты опыт, "профессиональная" закалка, у артиллерии - огневая мощь. Своего рода соцсоревнование. Дело могло обернуться большими жертвами, но, к счастью, оборона у немцев там была хилая. Ее к тому же подавили, израсходовав солидную часть боезапаса, наши добровольцы вышли победителями. Не хочу брать грех на душу, не знаю, такая ли интрига стояла за этим казусом, ведь он тянул на уголовное дело. Но то, что собирали добровольцев и брали сами, без пехоты, городишко, - это факт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии