“С той стороны зеркального стекла…” Из воспоминаний

Все наше прошлое похоже на угрозу —
Смотри, сейчас вернусь, гляди, убью сейчас!
А небо ежится и держит клен, как розу, —
Пусть жжет еще сильней! — почти у самых глаз.

Мария Ивановна находила записки от женщин в карманах Арсения. Иногда он исчезал из дома на несколько дней. Не мама была причиной их «треснувшей жизни». Мария Ивановна говорила: «Я простила Арсения и Тоню, — это была любовь». Впоследствии мама и Мария Ивановна стали большими друзьями.

Мама и Арсений снимали комнату, я жила с папой. Потом мама и Арсений приехали в Партийный переулок, а папа снимал комнату. У меня была какая-то странная кочевая жизнь. Няня возила меня то к маме, то к папе. Я тяжело переживала развод родителей. Не понимала, почему вместо папы с нами живет чужой дядя. К Арсению я относилась сдержанно, считала его виновником произошедшего. Мне казалось, что он крадет у меня и любовь мамы. Я очень ревновала маму к нему. Называла его — Арсений Аликисаныч. Когда произносила быстро — получалось так. Он относился ко мне прекрасно, был внимателен, заботлив, старался завоевать мою любовь. Единственное, что примиряло меня со сложившейся ситуацией, — появление сразу и брата, и сестры — Андрея и Марины. Я всегда завидовала подруге Таньке. У нее было три сестры и брат. Я была единственным ребенком в семье, и мне было одиноко. Я часто встречала Марию Ивановну, гуляющую с детьми в «Ленинском» скверике. Жили они недалеко от нас в Первом Щипковском переулке, в пяти минутах ходьбы, и я бегала к ним, носила Андрею и Марине свои игрушки и книжки. Арсений приводил детей к нам домой. Мама искренне любила их, они тоже полюбили ее, звали тетей Тоней. Мама никогда не проявляла ко мне больше внимания, чем к ним. Наоборот, если мы что-то натворили, — попадало мне. Мама объясняла это так: «Ты моя дочь, и мое замечание тебе не будет так обидно, как Андрею или Марине». Мне казалось это несправедливым, и было обидно.

Полубогемная жизнь моих родителей закончилась. Не собирались шумные компании. Мама и Арсений больше времени проводили дома. Гости бывали редко, в основном друзья Арсения. Появились новые лица. Помню черногорского поэта — Радуле Стийенского. Арсений переводил его поэмы — «Зеленый меч» и «Волшебные гусли». Как говорила тетя Инна (жена папиного брата, подруга мамы), — это были не переводы, а просто стихи самого Арсения. Стийенский был огромного роста и одной рукой поднимал меня и сажал на шкаф, к моему полному восторгу. Коммунист, бежал из тюрьмы в Черногории, куда попал за свои убеждения, и приехал в Советский Союз.

Другой знакомый Арсения — Юрий Никандрович Верховский, как принято говорить, «из бывших». Высокий статный старик (может, мне стариком показался) с гривой волос до плеч и красивой бородой. Как-то принес фотографии. Арсений сказал: «Ляльке это видеть не надо». Конечно, я решила, что обязательно должна увидеть! Когда все увлеклись рассматриванием фотографий, разложив их на столе, я пролезла под чьи-то локти и увидела лестницу, покрытую ковром, на нижних ступеньках, вниз головой, лежит мужчина в луже крови. Меня тут же прогнали, остального я не видела. Потом услышала, что это Распутин, фото были из архива. Кто такой Распутин, я не знала, и мне стало неинтересно.

Приезжал В. Бугаевский, от которого младшая сестра Таньки, увидев его в коридоре, бежала прятаться под стол, верила, что он колдун. Веселый, балагур, рассказывал анекдоты, не всегда приличные, приезжал с женой Лидией.

Вспоминаю прекрасного художника В. Таубера, иллюстратора детских книг, в частности сказок Перро. Удивительно тонкий художник, с большим вкусом. Впоследствии его обвинили в космополитизме. Мы часто ездили к нему в гости. Меня поразил там антикварный шкаф в виде замка, почти под потолок. Столько в нем было башенок, витых колонн и маленьких стеклянных дверок, похожих на окошки. Еще красавица кошка по кличке Принц-мадам, потому что сначала думали, что это «мальчик», а оказалось — «девочка», очень важная и независимая.

Еще одна «из бывших» — Нина Герасимовна Яковлева, поэтесса-переводчица с французского, в доме которой Арсений познакомился позже с Мариной Цветаевой. Дама в возрасте, но еще красивая, давняя знакомая Арсения, позвонила к нам и пригласила приехать в Кусково, во дворец (музей) графа Шереметьева. Дворец мне очень понравился. Все было интересно — экспонаты, огромный парк и пруд. Потом поехали к ней в гости. Старинная мебель, картины, красивая посуда. Мне Нина Герасимовна подарила фарфоровую чашку с фарфоровой ложкой — китайские. Пили у нее чай с пирожными. Я заметила, какие нежные взгляды она бросала на Арсения. Позже я спросила у мамы: «Что нужно Нине Герасимовне от нашего Арсения?» — мама засмеялась и ничего не ответила.