— Там. — Олег махнул рукой вдоль стен, облицованных бежевой плиткой, которые, постепенно сужаясь, уходили под самое дно пруда.
— Один сигнал или несколько?
— Пока один. Правда, это еще ни о чем не говорит.
— Как это? — не понял Столяров.
— Я и раньше не мог засечь «монолитовцев», которых контролировал Пси-Мастер, — напомнил Олег. — Они просто исчезали из моего пси-поля, как перегоревшие лампочки.
— Спасибо, успокоил. Может, это сам Пси-Мастер?
Гарин погладил «венец» так, как обычные люди чешут лоб.
— Не думаю. Вряд ли… — сказал он. — Но это кто-то знакомый.
— Ты узнал человека?
— Пока только свечение. Оно у каждого свое. У тебя, например… — Олег запнулся. — Нет, если сам не видел, то и не поймешь.
— Ясно. Тогда держись за мной. И сообщай обо всем, что почувствуешь.
Они дошли до конца тоннеля, свернули направо и оказались в глубокой нише. Тяжелая металлическая дверь со штурвалом была приоткрыта.
— Нас как будто ждут, — пробормотал Столяров.
— Да, ждут, — подтвердил Гарин. — Я не улавливаю никаких негативных эмоций. Только уверенность и чуть-чуть приятного волнения.
— Ты узнал, кто это?
— Не получается, — пожаловался Олег. — Он закрыт от меня, и я даже не пойму чем.
— Не нравится мне все это, — вздохнул Михаил и потянул дверь на себя.
Они оказались в большом круглом зале со сводчатыми стенами, пол которого располагался на два метра ниже уровня коридора. Когда Олег в прошлый раз был здесь, в центре зала в два ряда стояли столы с мониторами, за которыми сидели сотрудники так называемой Лаборатории Автономных Систем. Это были доведенные до животного состояния люди, которых Пси-Мастер превратил в слоты для передачи данных. Пока Гарин уничтожал базу «Монолита», хозяин лаборатории с помощью живых передатчиков записывал информацию на «венцы». Наверняка среди этих данных было все, что касалось разработки самих «венцов», а также безумного проекта Пси-Мастера по «глобальной гармонизации сознания» и один дьявол знает что еще. В любом случае те «венцы» вместе с записанной на них информацией рассыпались в пыль в гравитационной аномалии. Столы с мониторами тоже куда-то исчезли. Теперь единственным предметом мебели в огромном хорошо освещенном зале было кресло. Даже не инвалидное, а обычное, офисное, на колесиках.
Когда кресло медленно развернулось в их сторону, Олег увидел человека в черном кожаном плаще, на лицо которого падала тень от капюшона.
— Ну, вот вы и здесь, дорогие мои.
Голос, которым была произнесена фраза, заставил Гарина поморщиться. Он был не просто хриплым, он был таким натужным, как будто каждое слово давалось говорящему с огромным трудом. И навряд ли причиной этого были обычная простуда или ларингит.
— Руки в потолок! Живо! — рявкнул Столяров.
Руки человека в плаще были сложены на груди в подобии молитвенного жеста. После окрика Михаила он даже не пошевелился.
— Почему ты такой злой, подполковник? Ты ведь уже подполковник, я прав? Неужели тебе не понравилась моя шутка с плакатом? Столяров зарычал.
— Считаю до трех и стреляю. Раз!
Он коснулся Олега локтем и процедил сквозь зубы:
— Заставь его!
— Я не могу, — прошептал Гарин.
— Его кто-то контролирует?
— Нет, я бы почувствовал. Контроля нет, но он очень сильно за мотивирован. Это как программа. Записанная программа.
— Два! — рявкнул Михаил.
— Выстрелить в безоружного, — донеслось из-под капюшона, — можно сказать, в переговорщика, это так похоже на тебя, Столяров. Ты ведь уже делал это? Там, в комнате с плакатом.
— Три!
Пуля пробила голенище сапога человека в плаще. Он так и не разжал рук, но в момент попадания сильно дернул головой, отчего с нее слетел капюшон.
— Коршун! — выдохнул Олег.
— На нем «венец»! — воскликнул Столяров.
— Что такое? — Бледное лицо Коршуна с глубокими провалами глаз напоминало посмертную маску, однако он нашел в себе силы для улыбки: — Друзья мои, вы выглядите так, будто ожидали увидеть одного покойника, а встретили другого. — Он даже рассмеялся, но смех его быстро перешел в раздирающий легкие кашель.
— Что у тебя в руках? — крикнул Михаил.
— Это все, о чем ты хочешь спросить меня после долгой разлуки?
— Отвечай!
— В какой руке? — Коршун снова улыбнулся. — Это ведь, кажется, твоя любимая игра? Так мне разжать ладони? Или тебе уже не интересно?
— Сиди как сидишь! Если дернешься, я выстрелю.