С субботы на воскресенье

— Не знаю, — понуро глядя в пол, ответил Костырев. — Я с ним, со скотиной, после этого принципиально не разговаривал. Когда приехали на электричке в Новосибирск, Пашка куда-то бегал, с кем-то встречался, а я сразу — в Толмачево и с аэровокзала не выходил. Мохов позднее там появился. Веселый, билеты через кого-то достал, засуетился в толпе, а через полчаса милицейский сержант нас в дежурку пригласил… Да вы допросите Пашку в моем присутствии. При мне он, как миленький, правду расскажет.

Бирюков позвонил дежурному изолятора. Посидели молча, думая каждый о своем. В коридоре послышались шаги. Дверь отворилась, и конвоир впустил в нее Мохова. При виде Костырева Мохов остолбенел, словно загипнотизированный.

— Ну, что уставился, как баран на новые ворота? — с брезгливой усмешкой спросил Костырев. — Не узнаешь?

— Федя!.. — неестественно обрадовался Мохов. — Ты чо такой сердитый?

Костырев начал было угрожающе подниматься, но Бирюков строгим взглядом усадил его на место и сказал:

— Надеюсь, отрицать знакомство не будете.

— Нет, — буркнул Костырев.

— Федя — мой друг, — с натянутой улыбочкой бросил Мохов.

Антон посмотрел на него:

— В таком случае — рассказывайте, как дело было. Предупреждаю: ваш друг уже дал показания. Слово за вами.

Мохов втянул голову в плечи, будто бы съежился, глянул туда-сюда, и Антон заметил, что он рад бы говорить откровенно, но боится. Очень сильно боится. Кого?.. Айрапетова или Остроумова?

— Пашк, рассказывай, не тяни кота за хвост, — требовательно проговорил Костырев.

— Запугиваешь? — окрысился Мохов.

— Чего тебя запугивать? Ты и так осиновым листком дрожишь.

— Сам струсил, думаешь, и другим страшно?

— Не кричи. С детства знаешь, что меня запутать не так-то просто. Прошу: расскажи все честно, и пусть следователи решают, как нас садить: вместе или поврозь.

— Ты о чем, Федя?.. — словно не понял Мохов.

— Не прикидывайся, Паша, дурачком. Я все откровенно рассказал, теперь — твоя очередь.

— А чего рассказывать, один я управился с магазином, — Мохов еще больше съежился, посмотрел на Бирюкова и перекрестил живот. — Во, крест даю — один. Бирюков нажал кнопку магнитофонной записи, сказал:

— Начните по порядку. Как узнали, что в магазин поступили золотые часы?

Мохов передернул плечами, поминутно взглядывая на Костырева, заговорил:

— Если по порядку, то значит… В субботу утречком кирнули с Федей, ну и поволокло нас на подвиги. Пошли к моим корешкам, покалякали об том, об сем, хотели деньжонками у них поживиться. Не вышло. С тоски зашли в пивбар «Волна», чтобы по кружечке от жажды пропустить. Гляжу, Игорь Владимирович Айрапетов с Иваном Лаптевым пиво тянут, а перед ними на столике — гора вяленой рыбки. Подошел, чтобы пару рыбешек стрельнуть. Разговорились. Попросил у Айрапетова денег в долг, сказал, что на север еду, заработаю — рассчитаюсь. Мужик он всегда денежный, а тут зажался. Показывает золотые часики и говорит, мол, в сельхозтехниковском магазине купил, истратился. Спрашиваю: «Еще там остались?» Говорит: «Навалом». У меня сразу мыслеха сверкнула, толкую: «Дай хоть пару червонцев, завтра тебе этих часиков полный карман привезу». Поломался, но четыре пятерки все-таки дал, выручил…

— Костырев слышал ваш разговор с Айрапетовым?

— Не, Федька косым в дупель был, на улице с монтером знакомым базарил.

— Это я с Валеркой Шумилкиным разговаривал, на подстанции работает, — вставил Костырев. — Сейчас вот только вспомнил.

Бирюков повернулся к Мохову:

— Рассказывайте дальше.