Двенадцать кругов по прогулочной палубе помогли отвлечься от дурацких мыслей. В читальне нашлись свежие газеты: с разными названиями, но все как на подбор профашистские. Краслен прочел новости из Шармантии: кабинет Мореля продержался всего три дня, Пон-Бюзо торжествует победу. «Новый премьер обещает решить проблему безработицы, договориться с бастующими горняками, обезвредить коммунистов и вывести Шармантию в мировые лидеры» — докладывала первая газета. «За последний годПон-Бюзо формирует уже пятый кабинет» — сообщала вторая. «Новый глава шармантийского правительства направил приветственную телеграмму Канцлеру Всех Брюннов Отто Шпицрутену, поздравив того с успешным пуском крупнейшего в истории дирижабля», — бодро рапортовала третья. «К бастующим шармантийским горнякам присоединились чугунолитейщики», — походя замечала четвертая.
«Да уж!» — подумал Краслен.
— Вам Шарманития нравится? — вдруг раздался голос справа.
Кирпичников чуть не подпрыгнул.
С ним рядом сидела особа в мехах и фашистской символике.
— Нет! Не бывал! Извиняюсь! — Краслен притворился, что весь поглощен изучением газеты.
— Я тоже пока что ни разу. Но всюду говорят, что это очень, очень дикая страна! — как ни в чем не бывало продолжила дамочка. — Впрочем, они знают толк в некоторых вещах! Их средства от мужского бессилия чудо как хороши…
Кирпичников таращился в заметку о новом кинофильме «Девушка и горы, или приключения Брунгильды в стране льдов», изображая величайшую увлеченность. Навязчивую особу это ничуть не беспокоило. Следующий вопрос уничтожил все сомнения насчет ее планов:
— Кстати, вы женаты?
— Да!
— Представьте себе, я тоже! Вот совпадение! И что же, счастливы в браке?
— Отменно счастлив.
— О, я тоже! Вы подумайте, я тоже! Вот так сходство! У нас определенно найдутся темы для разговора!
— Как-нибудь попозже — непременно. А сейчас прошу прощения! Совершенно забыл, что меня ждет супруга! — с этими словами Краслен встал. Для весомости решил еще добавить: — И детишки. Все четыре малыша — ждут-недождутся!
После такого недвусмысленного заявления поклонница должна была бы понять, что ей не ответят взаимностью, обидеться и отвязаться. По крайней мере, пролетарию так казалось. Однако не тут-то было! Минут через десять после того, как Краслен устроился в самом, как ему казалось, дальнем углу курительной комнаты, особа с украшениями снова появилась в поле зрения. Она устремилась к объекту своих домогательств, даже не пошла, а побежала, кинулась вприпрыжку: лисьи лапки похотливо барабанят по бюсту, руки жаждут вцепиться во что-нибудь, губа закушена, в глазах бессмысленный восторг… Не дожидаясь продолжения приставаний, Кирпичников переместился в бильярдную. История повторилась. И в спортзале, и в ресторане, и даже в грузовом отсеке преследовательница появлялась самое большое через четверть часа после бегства пролетария.
Постаравшись забыть о своей нелюбви к джазу, Кирпичников решил перейти в салон первого класса: толпа извивающихся в танце капиталистов могла бы послужить помехой для исполнения планов настойчивой дамочки. Место оркестра здесь теперь занял щуплый паренек в соломенной шляпе, исполнявший незатейливую песенку, подыгрывая себе на пианино и вертя лишенным опоры задом. Несколько человек продолжали обжиматься на танцплощадке, большинство же переместилось на диванчики, чтобы отдохнуть от утомительных развлечений и воспользоваться услугами официантов, разносивших напитки. Шпицрутен висел на своем месте целый и даже, кажется, невредимый: вероятно, на борту имелся стратегический запас его изображений. Лисясто-свастикастая, расположившаяся точно под портретом своего кумира, широко улыбнулась Краслену, как только тот вошел. «Елки-моталки! Она что, научилась читать мои мысли?» — подумал Кирпичников перед тем, как развернуться и побежать в свою каюту.
В одиночестве можно было наконец расслабиться. Краслен снова предался мыслям о любви, время от времени одергивая себя и пытаясь прокручивать в голове возможные варианты развития событий с оживином и Гласскугелем. Обед, поданный в персональные апартаменты, здорово улучшил настроение. «Курт Зиммель», — значилось на груди официанта. Мелкие клеточки ферм за иллюминатором сменились широкими полями, которые даже с километровой высоты не всегда можно было окинуть одним взглядом: Кирпичников сразу припомнил о двух путях развития капитализма в сельском хозяйстве и понял, что пересек границу Брюнеции. Когда начало темнеть, в дверь постучали. «Официант пришел забрать посуду», — догадался Краслен.
За дверью стояла ОНА.
— Вы записку потеряли, я вернуть пришла! Едва-едва нашла вас!
Когтистая ручка мадам, сжимающая поэтическую шифровку, напоминала конечность ее мертвого животного.
Кирпичников на секунду остолбенел. Потом выхватил из лап буржуазии свое произведение, сунул его в карман и решил забыть о приличиях:
— Вы… Вы! Знаете ли! Это… То, что вы тут делаете… Просто…
Не успел он сказать слово «возмутительно», как дама заявила: