С.С.С.М.

— Погодите-ка, товарищ! — перебил Краслена крин. — А долго вы к нам ехали?

— Да долго… Дня четыре. На летатлине сначала, а потом товарищ Урожайская с собой взяла.

«К чему это он спрашивает?» — думал пролетарий. Вдруг пронзила мысль: «Опоздал! Завод уже разрушен!».

— Товарищ Жакерия… Как же знаем, знаем, — бормотал между тем Буеров, роясь в ящике своего стола. — А вы слишком медленный транспорт избрали. Смотрите!

Он вынул номер какой-то газеты и положил перед Красленом. На передовице крупным шрифтом значилось: «Разоблачение банды шпионов-вредителей». Ниже виднелись портреты Люська и Маратыча — мелкие, скверного качества, и здоровенное фото, где был изображен коллектив заводчан, голосующий за обвинение предателей. Дата стояла вчерашняя.

— Уже за решеткой. Все трое, — сказал Буеров, улыбнувшись.

Краслен сначала жутко обрадовался, а потом почувствовал себя невероятно глупо:

— Ох, товарищ Буеров! Что ж это я, получается, зря работу прогулял, притащился сюда, вас побеспокоил… Ну и ситуация… Бывает же такое… Уж простите!

— Будет извиняться! Вы, Кирпичников, отлично поступили, как и должен настоящий коммунист.

— Я беспартийный…

— Это почему же?

— Не успел еще, — сказал Краслен смущенно. — Я пока что кандидат. Меня рассмотрят скоро.

— Ну, значит, примут, — улыбнулся Буеров. — Считайте, что партийный.

— Так точно, — стесняясь все больше, ответил Кирпичников. Чуть помолчал и добавил: — Вы меня, Крылолет Крылолетыч, простите, что я как дурак… заявился… Пойду я, пожалуй, не буду мешать Вам работать.

— Что ж так сразу-то? Присядьте, пообщаемся… Да что вы так стесняетесь? Ведь я же не министр, не царь, не барин! Я такой же пролетарий, как и вы. И, кстати, ваш приезд совсем не глуп. Кто ж знал, что их раскусят накануне? Ведь могли же не раскусить. Вы, Кирпичников, медаль заслужили!

— Ну уж прямо…

— Прямо-прямо! Сядьте, что стоите! Мне б хотелось в вами пообщаться. Чаю будете?

— Спасибо…

Кирпичников сел. Чай у Буерова был несладкий, но душистый. «Крылолету Крылолетычу от цеха № 5 Завода „Серп и молот“» — прочитал Краслен на подстаканнике.

— А как же их раскрыли? Кто из наших? — спросил он, несколько расслабившись.

— Да вроде как застукали на месте преступления, — ответил Буеров, присев на край стола. — Подробностей не помню. Токарь, что ль, какой-то… Яшин… Яковлев…

— Наверно, Якобинцев Новомирка! Он сосед мой! — выпалил Кирпичников. — Отличный человек! Все нормы выполняет, да еще изобретатель! Спец по физике. И химию штудирует.

— Как здорово… — ответил крин задумчиво. — А я вот тут сижу и день, и ночь, как будто управляю производством, а сколько у станка-то не стоял уж… Иногда так не хватает настоящего общения с рабочими… ну, то есть, смычки с массами…

— Да что вы! Вы же настоящий, наш, народный пролетарский руковод!

— Ну, ладно, коли так. А то вот я беспокоюсь: вдруг да оторвался от рабочих, ну, а сам-то не заметил? Ведь бывает. Вы мне вот что: расскажите про завод свой. Только без прикрас. Какие настроения? Может, жалобы? Успехи с культпросветом?

— Да думаю, товарищ Буеров, теперь, когда шпионы пойманы, у нас все просто лучше некуда! Работаем неплохо, пятилетку вот надеемся до срока… Все почти партийные. Ну, что еще сказать?.. Не знаю, прямо.

— Так уж все отлично? А вы подумайте, подумайте! Ведь разве так бывает, чтобы не на что пожаловаться? А?

Краслен задумался.

— Ну, разве что… Вот супа нам привозят двенадцать видов. Этого мало. Раньше было двадцать. И солянки не дождешься.

Буеров расхохотался:

— Ох, и молодежь пошла! Супов им мало! Эх, Кирпичников! Вот если б вы в Гражданскую… Вот если б в годы Первой пятилетки… Мы тогда картошке были рады, даже мерзлой. И под дождем мокли посреди степи, и в бараках по двадцать человек ютились, и работали шестнадцать часов в день, чтоб дать стране угля, завод построить к сроку! Ладно, не смущайтесь! Ведь шучу я. Для того мы и терпели, и трудились, чтобы молодежь не знала голода и жизни этой старой, нафталиновой, с дурацкой суетой и мелким бытом! Пейте, пейте чай-то!

Кринтяжпром похлопал пролетария по плечу.

— А культработа?

— С культработой тоже все в порядке. Просвещаемся, журналы изучаем. В заводской библиотеке вечно очередь…

— Приятно это слышать. А читают что, к примеру? Пинкертона? Или посерьезней?

— Ну, кто как. Бензина вот, девушка моя, про космос любит. Делер научным атеизмом увлекается, Пятналер — диаматом, партисторией. Хм… Пялер не читает, но зато он в драмкружке.

— А вы, Кирпичников?

— Да я обычно это… Языки учу по книгам.

— Путешествовать хотите?

— Может, приведется. Кто там знает… Просто нравится.

— И много изучили?

— Как сказать… Ну, вот ангеликанский знаю твердо. Шармантийский тоже понимаю, изъясняюсь более-менее. Брюннский тоже уже выучил. Дошел до эскеридского.

— Кирпичников! Да Вы же полиглот! Умней интеллигентов получаетесь!

— Мне нравится учиться. Не плевать же после смены в потолок…

— Конечно! Разумеется! — воскликнул Буеров. — И все же это здорово! Когда-то мы мечтали, чтобы пролетарии хотя бы были грамотны, и это нам казалось страшно трудным и далеким! А теперь…