С привкусом пещерной соли

Над своей глупостью — так отчаянно стремиться быть не как все и все равно оставаться одной из них. И дело даже не в Гуру. В мужчинах, к которым все равно тянет, и каждый раз ты будто заново достаешь свое сердце и пакуешь в цветную коробочку. И получаешь возврат за ненадобностью — жеваным и мятым.

И в неубиваемом, изматывающем желании стандартного бабского счастья во времена, когда на улице 21 век и групповуха становится таким же стандартом, как посещение парикмахерской.

Над своим телом, таким же слабым, как все остальные человеческие тела. Вот, захотел ее отыметь великий подземный Гуру и чем-то таким воспользовался, что она не может ему отказать, хотя совершенно точно знает, что это раз и навсегда поставит крест на всех ее дальнейших планах, на жалких остатках растоптанного самоуважения и еле живой надежды на будущее. Не останется единственного очага, освещающего для нее эти сырые бездонные пещеры. Вокруг которого она вилась как глупый мотылек, и точно так же подпалила крылья.

А за что?

Почему она должна слушаться желаний этих придурошных Гуру?

— Ты не должна.

Наташка подскочила, как ужаленная, тяжело дыша. Она боялась пошевелиться, чтобы тело не перехватило контроль, потому что все в ней хотело только одного — секса, быстрого или медленного, грубого или нежного, любого, только немедленно. Суррогата любви, пусть даже самого низкопошибного.

— Если тебе не хочется быть, как все, ты можешь уйти, — насмешливо говорил Гуру. Его голос слегка переливался, словно он пел песню на незнакомом языке и местами был неуверен в произношении.

— Мне сказали, ты забираешь женщин для себя.

— Я беру их, потому что они несчастны.

— Я не несчастна! А вчера до твоего прихода я вообще была счастлива!

Он покивал головой.

— Я беру только тех, кто одинок.

— Если бы не ты, я могла бы быть сейчас не одна!

Он прищурился.

— С чего ты решила? Я никогда…

— Не продолжай!

Ей вдруг стало страшно оттого, что могло прозвучать. Хоть убей, не хотелось знать на основании чего он сделал свои выводы об одиночестве, которое не имело шанса прекратиться. Вместо этого Наташка разозлилась и пошла в наступление.

— Это подло, то, что ты тут проделываешь с нами.

— Я ничего не проделываю.

Она фыркнула.

— Ну конечно! Почему тогда у меня настроение, как у мартовской кошки?

Он наклонил голову вперед.

— Я не знаю.

Наташка затаила дыхание.

— Ты не знаешь, как влияешь на женщин, которых сюда приводишь?

Гуру рассеянно пожал плечами.

— Я просто даю им то, чего они ждут.

— Они ждут физического контакта? Все? Каждая из них? Что ты такое несешь?

— Не просто контакта. Они жаждут стать чем-то недостижимым, целым, стать сконцентрированной слепой любовью, ведь за сотню часов они проживают со мной целую вечность, обладая большими возможностями, чем Амур. Тот стреляет стрелами, несущими любовь, а женщины, которые ко мне приходят, мечтают сами стать любовью. Хотя бы раз увидеть, как это — белый мир без единой тени.

Наташка подошла ближе и осторожно села возле него на корточки, впрочем, готовясь при случае сбежать. Теперь, после прозвучавшего «не должна» его соседство, казалось, воспринималось иначе — каждое слово охлаждало, рыбки покидали ее кровь и оставляли после себя немного горечи.

— Ты… не предлагаешь им этого? Они просят сами?

Он снова пожал плечами.

— Когда я после целой вечности встретил людей… это была девушка — мы долго говорили, узнавая друг друга, и я спросил ее — что такое ваша жизнь? Она ответила — полоса препятствий. И чего ты хочешь, я многое могу подарить. Чего тебе не хватает? — поинтересовался я. Она погрустнела и призналась: «Я не знаю любви. Вокруг много мужчин, которые выражают мне симпатию — и не одного любимого. А я хочу так, чтобы он появился и стал для меня целым миром, огромным, необъятным белым миром без единой крапинки».

— И что?

— Я многое могу, — склонив голову на бок, повторил Гуру.

Насколько многое? Наташка смотрела в его лицо — слишком длинное, плечи слишком острые, из ворота выглядывают ключицы, туго обтянутые белесой кожей. От него пахло так, как пахнет от камня в диких пещерах, где люди не появляются. Не то чтобы он тянул на ловеласа всех времен и народов, но если он сделал вывод, что всем земным женщинам важнее всего любовь и умеет творить этих рыбок… тогда его роль в аквельском маскараде вполне понятна.

А если убедить, что не всегда любовь?

— И ты не станешь?.. Я ничего от тебя не хочу! Я хочу уйти!

— И не узнать того, что я могу тебе открыть? Так и не увидеть белый мир? Не узнать, что ждет потом? Не пожалеешь?

— Я не вхожу в число фанатиков, желающих заглянуть за край жизни.

— Правда-а? — почти насмешливо протянул он, но получилось все равно неестественно.

— Разве зная, как хорошо там, за чертой, человек не захочет быстрее умереть?

Гуру согласно наклонил голову и промолчал.

— И потом… Никто не бессмертен. Я ведь все равно рано или поздно узнаю?

Наташка внимательно смотрела в его глаза. Он и правда не человек, какой же дурой она была, когда сомневалась! Это существо, слегка игривое, немного любопытное, совсем не обладало знакомыми человеческими ужимками.