«Наверное, я ей не нравлюсь», – немного огорчённо подумала Алиса. Алиса любила нравиться людям. Даже случайным. Она к этому как-то привыкла с детства.
Если девушка и заходила ещё раз или другой, то только вечерами, когда за прилавком стоял вместо Алисы хозяин магазинчика. До самого Нового года Алиса акварельную девушку не видела. За четыре дня до праздника девушка пришла, купила двадцать четыре открытки и встала за конторку. Алиса нарочно выбегала из-за прилавка будто бы по делу несколько раз, но поняла только, что почерк у посетительницы чёткий, ровный и красивый.
Может быть, у неё много родственников?
Может быть, она поздравляет своих коллег?
Может быть, пишет любимым актёрам или музыкантам?
Нет, правда, кому можно подписать двадцать четыре новогодние открытки одновременно?
В любом случае в середине февраля акварельная девушка снова купила двадцать четыре валентинки, аккуратно заполнила их, быстро и ловко разложила по заранее надписанным конвертам, самым обычным конвертам «по России», и бросила в почтовый ящик, что висел на углу через перекрёсток. Если открытки предназначались коллегам, то никого из них за год не уволили и новых не наняли. Коллектив удивительной стабильности.
Иногда девушка покупала кисти, иногда – бумагу, заходила за простыми карандашами и тушью. Осенью она пришла с бледно-голубой папкой в руках, положила её перед Алисой и сказала:
– Если вставить в белые паспарту, можно повесить здесь, в магазине. Должно получиться неплохо.
Алиса осторожно открыла папку и увидела стопку акварельных рисунков, аккуратно переложенных листами папиросной бумаги. Листы, как и папка, оказались из их магазина. На рисунках были сценки с посетителями «Фонарика», сама Алиса – за прилавком, перекрёсток, который Алиса каждый день видела сквозь витрину, и люди на нём, много разных людей, по очереди нарисованных на этом перекрёстке. Девочка, подскакивающая на ходу возле мамы, старик в длинном шарфе и с собакой на поводке, встретившиеся возле витрины влюблённые…
Девушка очень хорошо рисовала.
Алиса пообещала спросить хозяина про паспарту. Через четыре дня ей самой пришлось бегать по «Фонарику» со стремянкой и развешивать рисунки под потолком. Они удивительно шли к магазинчику.
Когда девушка пришла снова, Алиса спросила, как её зовут:
– Многие спрашивают, кто это нарисовал…
– А вас как зовут? – Даже без ангины голос у акварельной девушки был суховатый и приглушённый. Как девушкино лицо было – из подкрашенной воды, так её голос был – из бумаги.
– Алиса.
– Как английская Алиса из Страны чудес или как Алиса Селезнёва из будущего?
– Как Алиса Фрейндлих. Любимая актриса моей мамы. Она думает, что мы с Алисой Бруновной немного похожи. У нас обеих глаза голубые…
– Это интересно, – сказала девушка, расплатилась за очередную упаковку бумаги и ушла. Алиса даже не сразу сообразила, что акварельная девушка так и не назвала своего имени. Надо сказать, потом Алиса видела её почти что каждую неделю, но каждый раз что-то удерживало её от того, чтобы спросить девушку об имени ещё раз.
Кризис не смог сбить магазинчик с ног – «Фонарик» продолжал светить сквозь вечернюю темень, сквозь осенние листья, сквозь весенний дождь, от которого студенты и студентки забегали в магазин прятаться, тут же знакомились друг с другом и назначали свидания, сквозь мягкий предновогодний снегопад. Акварельная девушка дважды в год покупала открытки. Правда, раза три их число изменялось: сначала уменьшилось, потом увеличилось, потом опять уменьшилось. С Алисой девушка теперь здоровалась первая, но в разговоры не вступала, как Алиса ни старалась. Перед каждым Новым годом, каждым Днём святого Валентина девушка по-прежнему по часу стояла, сильно ссутулившись, возле конторки, и Алисе по-прежнему не удавалось увидеть ничего, кроме того, что почерк у художницы очень чёткий и очень ровный. С одной только слабостью – заглавной буквой «А», похожей на звезду, а не на букву, но с завитушкой на левой «ноге». В чьём имени была эта буква-звезда, Алиса не разглядела.
Открытки акварельная девушка всё так же раскладывала по конвертам, перебегала с ними перекрёсток и один за другим опускала в щель почтового ящика. Алиса глядела сквозь витрину, заворожённая ровными, чёткими, быстрыми движениями художницы: конверт за конвертом, конверт за конвертом… «Наверное, мне просто никогда не суждено будет узнать, как её зовут и кому она подписывает столько валентинок», – подумала однажды Алиса.
А потом произошло вот что.
Это случилось неморозной городской зимой, когда сверху, с неба, снег есть, а снизу, на асфальте, его нет, а есть только серая слякоть, которую с утра лениво отгоняют мётлами к ливневым стокам дворники, а она всё равно оказывается на месте, когда дворники уходят с глаз долой, а прочие обитатели большого города, наоборот, появляются на улицах.