С пером и автоматом

Родился он в станице Ляпичево, Волгоградской области. Ему было 17 лет, когда немецко-фашистские захватчики вероломно напали на нашу страну. Он видел, с каким гневом земляки встретили известие об этом и с каким мужеством уходили они на войну. Первым из семьи Семеновых ушел на фронт отец. Через год, когда враг подошел к волжской твердыне, взял в руки оружие и его сын Иван. Смелого, физически развитого, отлично владевшего военным делом (этому его научили в осоавиахимовском кружке), Семенова зачислили в роту автоматчиков.

Время было очень тревожное. Неудачный исход наших наступательных операций в Крыму, выход вражеских войск к Сталинграду и Кавказу создали в нашей стране весьма напряженное положение. В этот критический момент в воинские части поступил приказ № 227 верховного Главнокомандующего И. В. Сталина. В нем отмечалась исключительная серьезность обстановки, сложившейся на фронтах Великой Отечественной войны: «Отступать дальше — значит погубить себя и вместе с тем и нашу Родину… Ни шагу назад!..»

И бойцы на берегу Волги стояли насмерть. В этих боях Семенов был ранен.

Летом 1943 года после госпиталя Иван Семенов попал в часть, штурмовавшую вражеские укрепления в районе Орла. В этих боях он снова показал образцы храбрости и был ранен вторично. После выздоровления его направили в танковую часть 3-й гвардейской армии. Теперь этот бывалый, обстрелянный воин командовал отделением автоматчиков.

В боях Семенов неизменно проявлял смелость и отвагу. Гвардейцы любили его за это, любили за русский широкий характер, за умение дружить по-настоящему, по-фронтовому. За время своей службы в 51-й гвардейской танковой бригаде, в мотострелковом батальоне, Иван Семенов показал себя одним из дисциплинированных бойцов, хорошо подготовленным в военном деле. Ни одна сложная операция не обходилась без его участия.

Перед тем как выйти к Днепру, подразделению автоматчиков пришлось выдержать тяжелый бой за деревню Ташань, Киевской области. Не считаясь с большими потерями, противник стремился во что бы то ни стало удержать этот населенный пункт как выгодный рубеж обороны. Именно поэтому он неоднократно контратаковал наши наступающие подразделения. И когда момент был критический, Семенов первым поднялся в атаку и увлек за собой всех автоматчиков. Гитлеровцы не выдержали дружного натиска гвардейцев и побежали, оставив на поле боя много убитых солдат и офицеров.

И вот теперь, вернувшись снова в боевой строй после ранения, он первым добровольно шел навстречу смертельной опасности.

Да, опасность была действительно велика. И хотя каждый старался об этом не думать, пытался как можно больше занять себя подготовкой к операции, мысли невольно возвращались к одному и тому же: как оно там получится? Сразу заметит их фашист или нет, насколько сильным будет вражеский огонь? А если заметит сразу, что тогда? Не возвращаться же назад? Нет! Надо решительнее грести к берегу, сильнее нажимать на весла… Но если противник быстро обнаружит их, если будет выведена из строя лодка, если… И сколько еще этих «если» возникало в сознании солдат, пока они готовили лодки, проверяли оружие, запасались патронами, гранатами, бутылками с горючей жидкостью.

Когда четверка занялась подготовкой к переправе, я подошел к командиру и попросил разрешения отправиться вместе с этой группой. Комбат улыбнулся и тихо, как бы в шутку сказал, что там еще нечего описывать да и некому будет передавать статьи в газету…

Бойцы батальона продолжали готовить подручные средства для переправы через реку вплавь: откуда-то тащили бревна и доски, наскоро сколачивали плоты, увязывая в плащ-палатки сено. Они проворно разбирали уцелевшие сараи, распиливали бревна на доски…

Мы подошли к группе гвардейцев, которые работали засучив рукава: чинили заброшенные рыбацкие лодки, вязали из бревен, досок и камыша плоты. Тем временем, укрываясь в лесном массиве, прибывали к Днепру специальные подразделения. Они подвозили понтонно-мостовое оборудование для переправы минометов, орудий и танков. Но это на будущее, на случай успеха сначала небольшой группы разведчиков, которые сейчас готовились к броску на правый берег, потом — всей мотострелковой роты, бригады и более крупных соединений.

Вокруг ни звука, ни огонька…

Только изощренный слух якута уловил какие-то подозрительные всплески. Снайпер тихо доложил об этом комбату, с которым я находился на самом берегу Днепра.

Мы прислушались. В плеске волн, гонимых студеным ветром, не различили ничего особенного.

— Товарищ комбат, прямо сюда плывет. Один. Голый.

— Выдумываешь. Дерсу Узала! — отмахнулся комбат, еще напряженнее вслушиваясь. — Ну что один, еще можно определить. А голый, в такую стужу… Что ему, жизнь надоела?!

Но тут же комбат привстал и скомандовал усатому украинцу и якуту подбежать к самой воде и присмотреться.

И только бойцы подбежали к берегу, как сразу послышался их оживленный говор. Они кого-то подзывали, подбадривали. Якут даже залез в воду по колено и, протянув руки вперед, подбадривал:

— Давай, давай сюда! Еще немножко.