С пером и автоматом

…На второй день в село вошел наш батальон. Яков расхаживал по кривым улицам, рассматривая деревянные дома, украшенные резьбой по дереву. Дома, в которых, видимо, жили потомственные плотники и столяры, словно красовались друг перед другом своими резными карнизами вдоль крыш, затейливыми наличниками, ставнями, дверцами. Чердачные окна были похожи на сказочные теремки. Особенно долго стоял Яков возле углового домика с покосившимся, разрисованным всякими вензелями, крыльцом. Вдруг с чердака неожиданно раздался выстрел. Яков упал.

Очнулся он уже на носилках. Его куда-то тащили два красноармейца. А несколько бойцов уже окружили дом, из которого прогремел этот неожиданный выстрел.

Журналиста несли узким проулком. На чердаке дома разорвалась граната, и Яков увидел, как разлетелись в стороны трухлявые щепки. Потом он увидел трех немцев, которые, озираясь, крались вдоль стены.

Солдаты, несшие раненого, растерялись. Они не решались бросить носилки на снег и в то же время боялись упустить врага.

Яков вынул из кобуры пистолет и выстрелил в перелезавшего через ограду фашиста, потом стал ловить на мушку второго. Но его опередил санитар.

— Вот как мы научились метко стрелять! — через силу улыбаясь, сказал Чапичев бойцам. — Ну что ж, ребятишки, теперь несите дальше. — И державшая пистолет рука его вдруг свалилась с носилок, а лицо сделалось белым как мел. Бойцы почти бегом направились к санчасти.

Рана оказалась глубокой, требовалась операция, и Чапичева на санях переправили в ближайший госпиталь. Операция прошла удачно.

Позже Чапичева вместе с госпиталем эвакуировали в Сочи.

Так выбыл из редакции армейской газеты ее боевой корреспондент.

Политработник

Часть, в которую прибыл Чапичев из госпиталя, стояла на Кубани. Командир батальона Головин — высокий, подтянутый майор с черным кустиком усов на белом, почти девичьем лице — встретил Якова сухо. Он уже знал, что Чапичев журналист, поэт. А батальону нужен был боевой комиссар. Но делать нечего.

— Собрать батальон, чтобы представить вас, сейчас невозможно, — как бы извиняясь, сказал Чапичеву комбат. — Каждый солдат на своем месте. А немцы не дают покоя. Жмут со всех сторон…

— А зачем собирать? — ответил Чапичев. — Сам всех обойду. Так даже лучше, и знакомство будет прочнее.

— Ну-ну. Вон там в перелеске стоят минометчики. Можете начать с них. Связной вас проводит.

…Возле миномета находился весь расчет: один солдат лежал в окопе, наблюдая за противником, остальные чистили мины, автоматы.

Младший сержант Пронин по всей форме представился Чапичеву и доложил, что после ночного боя расчет занимается чисткой оружия.

— Хотели утром, да немец помешал, — добавил Пронин.

— Хорошо, продолжайте, — поздоровавшись, сказал Чапичев. — А то как бы снова фашисты не помешали. Не дают они вам отдохнуть.

— И мы перед ними в долгу не остаемся, — с подчеркнутой гордостью ответил Пронин.

— Да уж пора бы научиться, — с нарочитой строгостью заметил Чапичев. — Нужно, чтобы они там не знали покоя ни днем ни ночью.

— Стараемся. А вы к нам надолго?

— Побуду. А что?

— Ну, значит, убедитесь сами, что мы недаром едим солдатский хлеб.

Постепенно завязался непринужденный разговор. И вдруг, посмотрев вдаль траншеи, Пронин таинственно прошептал:

— Ребята, подтянись! Главком идет!

Солдаты быстро начали отряхиваться, прихорашиваться.

Чапичев выжидал, стараясь понять, что все это значит. Потом почувствовал, что здесь кроется какая-то шутка.

Через минуту из-за поворота траншеи появилась ладная, улыбающаяся девушка-санинструктор. Увидев старшего по званию, она, как положено, доложила о себе и тут же обратилась к минометчикам:

— Ну, здравствуйте, мои замарашки, — певуче и нежно заговорила она звонким голосом. — Отчего же это вы сегодня опять такие черненькие?

— Зато он, — Пронин кивнул на миномет, — блестит как самовар!

— А вы не очень-то начищайте, — серьезно погрозила пальчиком девушка. — У немцев теперь бинокли вон какие мощные: заметят блеск вашего самовара — шарахнут изо всех орудий. — И вдруг сурово добавила: — Слышала, как вы тут всю ночь громыхали. И чего, думаю, людям не спится!

— Так тэ не мы ствол миномета драялы, — не спеша заговорил медлительный солдат-украинец с забинтованной от локтя до плеча левой рукой. — Заодно и окопы немцам почистыли, ось, на бинокль, подывись, дэ вона учорашня огневая точка. Нэма? То те ж!

— Нэ-ма! — передразнила девушка. — А ты, Грицко, чего не в госпитале?

— Мой фриц еще пасэться в табуни, — все так же не спеша отвечал солдат, — от знайду ему бугорок повеселите, та кол подлиныпе, тогда и пиду в госпиталь.

— Досидишься до гангрены! — уже начала сердиться девушка.

— Люба, так же нельзя! — с напускной серьезностью заметил пожилой угрюмоватый солдат с двумя нашивками за ранения на гимнастерке и медалью «За отвагу». — Парень целое утро готовил тебе нежные слова, а ты ему такое, что и не выговоришь! Гангрену какую-то выдумала.

Но Люба не приняла шутки.

— А котелки?! — воскликнула она с ужасом. — Неужели вы из них будете есть?

Каждый молча посмотрел на котелки, лежавшие как попало на дне окопа.