Читаем С паровозами через Тихий океан (Записки капитана) полностью

К вечеру пришел приказ следовать в Петропавловск со строгим предупреждением: заходить в порт только в светлое время суток. Нас должен встретить лоцман и провести через минные поля. Как сказал конвойный офицер, бои на острове Шумшу продолжались.

Поздно вечером 24 августа мы снялись в Петропавловск. Надо сказать, что переход был действительно ответственный. Нас могли на пути встретить не только подлодки, но и надводные корабли японцев.

Посоветовавшись с помполитом и старшим помощником, мы решили в первую же ночь сыграть тревогу в условиях, близких к возможным событиям. Днем старпом предупредил всех о необходимости спать одетыми и обувь ставить так, чтобы ее можно было сразу найти. Обязательно класть рядом с собой электрический фонарик. В два часа ночи загремели колокола громкого боя. Надо сказать, что предварительно были перекрыты некоторые двери и в момент объявления тревоги выключен свет. Результат таков: некоторые члены экипажа смогли выйти к своим постам только через пять-шесть минут. Конечно, большинство вышли вовремя, но те, кто не успел выйти, получили хороший урок. С этого дня с фонариками никто не расставался. Все шлюпки выведены за борт, как и обычно во время военных плаваний, и снабжены всем необходимым. Но, конечно, все понимали, как нежелательна встреча с японцами.

Тем временем погода ухудшилась. Ветер от юго-запада усилился до одиннадцати баллов. Жестокий шторм. Теплоход валяло с борта на борт, но на этот раз чем хуже была погода, тем лучше мы себя чувствовали.

Торопились мы изо всех сил, однако не успели в светлое время подойти к условленному месту. Несомненно, отсюда начинались минные поля. Чтобы не болтаться в море и не привлекать к себе внимания врага, решили идти в расположенную поблизости бухту Моржовую.

Лето кончалось, на деревьях и кустарниках по берегам бухты пестрели листья желтоватых и красноватых оттенков. Краснела крупная камчатская рябина. Березка, рябина, милые сердцу деревья, волновали душу. Вот она, родина! Здесь нет секвойи, огромные, необъятные стволы которой мы видели в штате Орегон. Здесь нет и пышной вечнозеленой растительности. Но все в этой тихой бухте казалось прекрасным, незабываемым. Здесь мы чувствовали себя дома, спокойно, словно за стенами могучей крепости.

Бухта глубокая, но узкая. Помню, с большим трудом нам удалось развернуться и встать носом к выходу.

В этот день под проводкой лоцмана мы вошли в Азачин-скую губу. Я никогда не видел столь обширного скопления советских судов в одном месте, разве только во Владивостоке; с трудом отыскал местечко для своего теплохода и встал на якорь.

На рейде сновали катера и шлюпки, моряки обменивались новостями. Новости тревожные: шли ожесточенные бои на острове Шумшу. Вечером со спущенным флагом пришел номерной военный транспорт, на нем находились раненые. Когда мы отходили из Портленда, войска Камчатского оборонительного района приступили к штурму островов Шумшу, Парамушир, Онекотан.

Остров Шумшу, отделяющийся от Камчатки Первым Курильским проливом, был крепким орешком и считался самым укрепленным островом Курильской гряды. Все участки, доступные для высадки десанта, перекрывались огнем дотов и дзотов с подземными ходами и траншеями.

В Авачинскую бухту входили искалеченные в бою транспорты с ранеными и убитыми, а выходили груженные боеприпасами и войсками.

Прошло еще три томительных дня. Моряки, участвовавшие в штурме острова Шумшу, рассказывали о чрезвычайном упорстве японцев. Каждый метр берега был полит кровью советских солдат и моряков. Кто-то рассказывал о боцмане плавбазы “Север” коммунисте Николае Вилкове. Он повторил подвиг Александра Матросова, закрыв грудью амбразуру вражеского дота.

Все мы чувствовали, что где-то недалеко, совсем рядом, гремело тяжелое сражение. Отзвуки войны глухо доносились до петропавловского рейда.

Но вот 2 сентября вечером в Авачинской губе вдруг раздались выстрелы. Это был салют победы над Японией. Советские войска наголову разбили Квантунскую армию. Радисты на судах приняли сообщение о безоговорочной капитуляции. Кто-то из капитанов выстрелил первым, и началось… Строчили из пулеметов трассирующими разноцветными пулями, били из орудий осветительными снарядами, кое-кто стрелял и боевыми. Салют продолжался довольно долго и с трудом был остановлен капитаном порта, выехавшим к стрелявшим судам на катере. Я не удержался и тоже стрелял из своей пушки осветительными снарядами.

Мирные жители Петропавловска, всю войну не знавшие ни обстрелов, ни бомбежек, были перепуганы неожиданной канонадой. Конечно, это было самоуправство. Но трудно было морякам удержаться - слишком радостной была весть.

Утром получили разрешение следовать во Владивосток.

Снова море. Впервые за долгое время мы шли, не думая о японских торпедах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии