С небес на землю

— А потом Покровская мне сказала, что вас тоже того… чуть не убили, и как раз когда я возле вашего дома болтался, и я решил, что вы не только уволить меня хотите, но и убийство на меня повесить. А я не убивал никого!

— И я не убивала. С чего ваша подруга решила, что это именно моя рука?

— Запонка.

— Что — запонка?

— На фотографии манжета с запонкой. У нас такие манжеты только вы носите. Больше никто. Это всем известно.

— Олечка так сказала?

Береговой кивнул.

Митрофанова опять зачем-то взялась за его плечо.

— Это мужские запонки, Володя, — сказала она и стиснула плечо холодными острыми пальцами. — Посмотрите получше. У меня таких нет и быть не может.

— Не разбираюсь я в запонках.

Она отпустила его плечо, обошла стол и села в то самое кресло, где только что сидел он, а до него, когда-то давным-давно, Александр Шан-Гирей.

— Почему вы решили мне все рассказать?

Он глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду.

— Потому что Ольга с Веселовским! И она ему звонила и говорила, что не знает, что теперь делать, потому что я вернулся на работу! Не должен был вернуться! А Веселовского тоже уволили… из-за вас.

— И что?

— Ничего, — буркнул Береговой. — Просто я подумал: имеет смысл сначала с вами поговорить, а потом с Анной Иосифовной или с кем там еще! С новым замом, что ли!

— Откуда он только взялся?.. И почему именно он?.. И почему бабка его попросила разобраться?.. Он же совершенно чужой в издательстве человек! Не Стрешнева и не меня, а именно его!

— Вы у меня спрашиваете? — осведомился Береговой. — Так я ничего не знаю!..

— И пропуск, — продолжала бормотать Митрофанова, будто во сне, — я же потеряла пропуск, и его восстанавливали. «Ова» ведь необязательно Митрофанова! Это какая угодно может быть фамилия!

Она вдруг вскочила с кресла, подбежала к шкафу, выдернула из него сумку и стала лихорадочно копаться внутри.

— Вадим не мог, — повторяла она, вытаскивая из сумки какие-то вещи, — может, Олечка и способна на это, но Вадим не мог! Он кто угодно, только не убийца.

— Екатерина Петровна!

— Зачем ему убивать?! Да еще у нас в издательстве?! Да еще непонятно кого! Но если фотографии выложила Олечка, а он теперь с ней…

Тут Митрофанова замолчала, как будто подавилась, и села на пол, смешно и неестественно подвернув ногу.

Береговой подскочил к ней.

— Вы что?! Вам плохо?!

В каждой руке она держала по пропуску, переводила взгляд с одного на второй.

— Как он сюда попал? — Она ткнула в Берегового пропусками. — Как они сюда попали?! Я же один потеряла! Почему их теперь два?!

И она швырнула пропуска на ковер.

— Тише, — сказал Береговой, подобрал пластмассовые прямоугольники и оглянулся на дверь. — Тише, тише!.. Может, воды принести?

— Идите к черту, какой еще воды?! У меня совершенно точно был только один пропуск, а второй я потеряла! У меня совершенно точно нет таких запонок! Я совершенно точно никого не приводила в издательство! И я точно не знаю убитого человека!..

Дверь распахнулась, и в кабинет заглянул Стрешнев.

Такой всегдашний, нормальный, такой свой, что Митрофанова проворно встала на четвереньки и, помогая себе руками, держась за ближайший стул, поднялась с ковра, вырвала у Берегового пропуска и пошла к Стрешневу.

— Катя?! Ты что? Что случилось?

— Саша, я ничего не понимаю! Этот новый заместитель на самом деле Алекс Лорер, помнишь «Запах вечности»? Его бабка нашла, чтобы он разобрался, что происходит в издательстве! И у меня два пропуска, а был только один, я это точно знаю! И запонки на этих проклятых фотографиях не мои!

Она дошла до Стрешнева, обняла его и зарыдала.

— Как вы сюда попали?!

Алекс пожал плечами.

— У нас же пропускная система! Твою мать! Что вам нужно?!

— Здравствуй, Вадим. Сколько лет, сколько зим не видались Боб и Бим.

У Веселовского приоткрылся рот, и тяжеленная — не иначе, золотая! — ручка вывалилась из обессилевших пальцев и покатилась, покатилась…

— А мы пришли тебя навестить! — громко, так что, должно быть, слышали и в коридоре, продолжала писательница Покровская. — Ну, дворец! Ну, хорош! С лебедями, с чучелами!.. С дипломами всякими, с чудесами разными!..

Она по-хозяйски прошла вперед, к подиуму, на котором стоял огромный стеклянный стол с изменяющейся подсветкой, и к трону, на котором почти умирал близкий к коме Веселовский.

— А седалище что? — спросила она, взойдя на подиум и заглядывая под стол. — Не подсвечивается? Надо лампочки вкрутить, Вадим! Так не годится.

— Маня… — произнес Алекс.

Она оглянулась на него, хотела что-то сказать, но не стала.

Стянула с плеч пальто и уселась напротив Веселовского — немного царицей Тамарой.

— Я… рад тебя видеть.

— Ну, конечно.

— Как ты поживаешь?

— Превосходно.

Алекс усмехнулся. Она так нравилась ему, что он совершенно не знал, что с этим делать. Тысячу лет ему никто так не нравился.

А, может, миллион.

Она ведь понятия не имеет, зачем они сюда приехали и что именно он собирается говорить! Но подыгрывает ему виртуозно, как будто чувствует все его внутренние настройки, словно действительно знает про него все!..

Но ведь так не бывает. И надеяться глупо.