С нами были девушки

Зина почувствовала, как к ее лицу прихлынула кровь. Перед глазами поплыли цветистые круги. Она вскочила, торопливо оделась, по привычке туго затянула ремень, потом наклонилась в угол под нары, чтобы достать свой вещевой мешок. То ли от того, что у нее дрожали руки и всю ее охватила слабость, или потому, что мешок зацепился за нары, она никак не могла его вытащить.

— Помогите! — сказал Аксенов шоферу, с которым он в это время зашел в землянку.

Тот быстро достал мешок. Зина почти в беспамятстве начала укладывать в него свое нехитрое имущество: мыло, зубную щетку, полотенце, металлическую кружку.

Солдаты делали вид, будто ничего особенного не происходит.

— Что там нового? — спросила Давыдова.

— У нас? Ничего. Оборудуем сейчас оперативную комнату. Пускаем корни, — ответил Аксенов.

Зина слышала этот диалог. Она почувствовала, какой спрятан смысл в коротком ответе Аксенова. Новостей, мол, в части нет, кроме события, которое произошло здесь.

Девушка с трудом сделала из лямок петлю и затянула мешок. Потом повернулась к самодельной пирамиде, чтобы взять свою винтовку.

— Не надо! — опередил ее Аксенов. Он сам шагнул к пирамиде и взял винтовку. — Снимите ремень!

«Арестовали!» — поняла Зина.

— Почему стоите? Разве не ясно сказал? Снимайте ремень!

Онемевшими, непослушными пальцами Зина начала дергать свой солдатский ремень. А он, как нарочно, не хотел расстегиваться. Зина нервничала, тянула конец не в ту сторону и уже готова была разрыдаться. Рая, которая тихонько надела под одеялом юбку, соскочила с нар и помогла подруге.

— Дайте сюда! — Аксенов протянул руку.

Чайка сквозь застлавшие глаза слезы увидела перед собой его широкую ладонь и положила на нее ремень. Аксенов свернул его кольцом, спрятал в карман просторных брюк.

— Пошли!

Зина, подхватив за лямки правой рукой мешок, в левую взяла шинель и виновато прошептала девушкам:

— Прощайте!

Гнетущее молчание было ей ответом.

Красноватый диск заходящего солнца еще с вечера предвещал непогоду. Ветер поднялся сразу, как только спустилась ночь, и теперь сгонял вместе нависшие тучи, свистел между буграми, пригибал к земле высокую траву. Он набросился на Зину, когда девушка вышла из землянки, ударил в лицо, пузырем надул неподпоясанную гимнастерку. На площадке, возле котлована наблюдателя, стоял вездеход Моховцева. Его брезентовый верх был плотно натянут и дрожал под напором ветра.

Рая и Зара вслед за Давыдовой выбежали из помещения. Холодный ветер рвал на них юбки, хлестал по открытки плечам и босым ногам. Рая не выдержала, подбежала к машине и, дрожа всем телом, прижалась к Зине, поцеловала.

— Садитесь! — приказал Аксенов.

Зина покорно забралась на твердое заднее сиденье и забилась в угол. Сержант сел рядом с шофером.

— Когда будет замена? — спросила Давыдова.

Аксенов пожал плечами, мол, мы люди маленькие, ничего не знаем.

— Пришлют… Ну, поехали! — скомандовал он шоферу.

Из низко нависшей над землей тучи сверкнула молния. Зина невольно втянула голову в плечи. И тут же раздался такой могучий удар грома, будто треснули сразу и земля и небо.

— Начинается, черт бы его забрал!.. — выругался Аксенов, когда гром откатился. — Давай, друг, нажимай быстрее!..

«Начинается! — мысленно повторила за ним Зина. — Начинается новая страница жизни. А может, и не будет больше никаких страниц?»

Внизу, у подножия холма, им встретился всадник. Шофер остановил машину. В свете фар Зина узнала лейтенанта Ляхова, спешившего на пост.

Свесившись с коня, Ляхов что-то спросил у Аксенова. Сержант кивнул головой в глубь машины.

Зина увидела, как Ляхов с досадой махнул рукой и потом сразу растаял во мраке ночи.

Не успели они съехать в долину, как полил ливень. Шофер включил «дворник», и по ветровому стеклу равномерно заскользила резинка, стирая капли дождя, крупные как слезы.

В машине было темно и душно. Зину подбрасывало на выбоинах дороги, но она на это не обращала внимания.

«Начинается! На-чи-на-ет-ся! — назойливо вертелась в голове девушки одна и та же мысль. — Начинается!»

2

С той минуты как в батальоне узнали, что сбит не фашистский самолет, а «боинг» союзников, Андрей Земляченко не мог найти себе места. После отбоя он ушел в офицерское общежитие, лег в постель и закрыл глаза, будто спит. Но когда товарищи уснули, Андрей тихонько оделся и побрел в ленинскую комнату. Там он сел у стола с газетными подшивками, подпер голову руками и как каменный неподвижно сидел, дожидаясь возвращения из Бухареста комбата.

Узнав от Сазанова, что сержант Аксенов поехал за Зиной, Андрей уже не мог усидеть в комнате. Тяжелыми шагами мерил он молчаливые коридоры старинного боярского особняка, выходил на крыльцо, не обращая внимания на дождь, который попадал под навес, тревожно вслушивался в ночь.

Время от времени в порывах ветра, в шума дождя слышалось ему ворчание автомобильного мотора, а иногда и совсем невероятное: Зинин голос, женский плач, какая-то мольба.

Он стоял под дождем, пока не убеждался, что все это ему мерещится, и угрюмо возвращался в дом.