С нами были девушки

— Обождите! — Смоляров чувствовал, что не может так отпустить ее, он должен и сам успокоиться и ее успокоить. Но как это сделать, как притронуться к самому тайному и всегда священному в человеке чувству, как говорить с девушкой об этом, как объяснить ей, советовать, да еще когда это не просто девушка, а боец! А если и в самом деле не дурь у нее в голове, если она действительно любит Моховцева и не в силах побороть свое чувство?

Из кабинета вышли вдвоем. Смоляров долго возился у двери. Никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Наконец запер комнату и сказал:

— Вот что, Горицвет. Единственное, что я требую сейчас от вас, — это выбросить из головы глупые мысли. Ваша ревность ни гроша не стоит. Мы еще вернемся к этому разговору. Однако пока советую — не забывайте, что подрывать авторитет командира никто не имеет права. Никто! А потом, — взволнованно добавил он, — влюбиться мало, это каждый сумеет. Надо еще научиться уважать того, кого любишь, и саму себя уважать!.. Идите!

Девушка вихрем вылетела из коридора. А Смоляров, недовольный собой, своим разговором с Марией, сердитый на комбата, тяжелыми шагами направился к выходу. Жизнь ставила перед ним сложные задачи, о решении которых ни в одном официальном документе не было ни слова…

Глава шестая

1

Между темными холмами залегла тишина, будто спокойная вода в крутых берегах. Тихо на земле. Тихо и в бледном предрассветном небе. И как ни вслушивается Зина — ни малейшего шороха.

Такая вокруг тишина! Ее можно слушать. Ее, кажется, можно и разрезать, и расплескать. Она — живая. Она мягко крадется за спиной и скрывает неожиданность. Чужая, враждебная тишина!.. Она убаюкивает, и это заставляет настораживаться.

Проходит время. Поднимается солнце, и вместе с ним просыпается земля. Вот зашуршал по склонам потеплевший ветерок; затрепетала в рощице, неподалеку от поста, листва; внизу, под горой, плеснул волной Днестр.

Листва в рощице прошелестела и снова застыла. Днестр плеснулся и утих. Но Зина насторожилась. Может, листва встрепенулась не от ветерка; может, на берег не волна выплеснулась, а причалила лодка с немцами и румынами, и не утренний ветер шумит по лысым холмам, а крадется убийца — чужой солдат. Ведь за серым Днестром притаился враг. С той стороны он пытается разглядеть наш берег в бинокль и в оптический прицел, но ему мешает рощица, и он Зину не видит. А увидит — не пожалеет пули.

Ты это знаешь, Зина, но все равно стоишь во весь рост. Ты не можешь, как солдат-пехотинец, укрыться в окопчике, даже если по тебе начнут бить из орудий и пулеметов. Ты должна слышать и видеть очень далеко потому, что чем раньше ты заметишь врага, тем легче будет его уничтожить.

Тебя в укрытие не прячут. Наоборот. Командиры твои выбирают для тебя высотки, холмы с хорошим обзором, а чуть дальше в тыл — твоим подругам даже строят деревянные вышки. Что ж, в каждом деле есть свои плюсы и минусы, и раз ты пришла воевать, ты сама ищешь, куда бы повыше взобраться, чтобы проклятый враг не мог укрыться от твоего цепкого, настороженного взгляда.

Правда, днем ты набрасываешь на себя землисто-зеленую накидку, утыканную веточками с вянущими листьями, которая сковывает тебя, но прячет от пролетающих над головой воздушных разбойников. Ты стоишь в этой сетчатой накидке, словно девушка из сказки, которая, закутавшись в рыбачью сеть, пришла к королю и не одетая, и не голая. Но что там сказки! Где то время? И были ли сказки вообще? Сейчас ты о них вспоминаешь только потому, что чувствуешь себя открытой всем пулям и осколкам в этом дырявом, мохнатом уборе…

После волжской битвы, где было и очень жарко, и очень шумно, тебе кажется, что на этом наблюдательном посту слишком тихо, и тебя беспокоит эта неестественная тишина на переднем крае.

Но не надо пугаться тишины на земле, не надо так вслушиваться в нее, в то, что происходит внизу. Не забывай о самом главном — о безграничном голубом океане, заливающем тебя со всех сторон. Сквозь легкие шумы просыпающейся земли слушай, как накатывается сверху воздушный прибой. Слушай, не несет ли он из глубин океана еле различимый, замирающий рокот, который вдруг может превратиться в прерывистый тягучий гул вражеского мотора…

Пост — это неглубокий котлован, обвод которого разделен на 360 градусов. В землю веером воткнуты кусочки фанеры с пометками. Фанерка с надписью «90» указывает направление на восток, «180» — на юг, «270» — на запад, «360» — на север. Это для удобства наблюдателя: если неожиданно появится над постом самолет, можно будет быстро определить его курс.

На шее у Зины висит полевой бинокль, В нужный момент он приблизит самолет, поможет определить его тип, скорость, высоту.