С мечтой о Риме

Они также не были скрупулезны в своих приемах добычи денег. С самого начала, когда Август экспроприировал имущество убитых врагов, они использовали систему под названием bona damnatorum, в соответствии с которой приговаривали людей к смерти и отбирали их собственность. Так Нерон, узнав, что шесть человек владеют половиной римской провинции Африка, устранил их и сам стал собственником. Калигула подверг преследованиям богатую галльскую знать и забрал у них 600 миллионов сестерциев. Клавдий казнил тридцать пять сенаторов и триста всадников – полагают, что он порядочно нажился на этой операции.

Во время правления вопиюще порочного Домициана случилась нехватка денежных средств, вызванная его желанием одновременно увеличить жалованье солдатам и начать расточительную программу развлечений и строительства. Он изыскал финансы с помощью отвратительной схемы вымогательства, когда любой мог быть обвинен в lèse-majesté[57] по отношению к императору, после чего его казнили и грабили. Вскоре появились финансовые стимулы, чтобы сообщать властям о любой антиимператорской «невежливости», и Рим обзавелся кошмарной культурой delatores – доносчиков, столь же омерзительной, как и в Румынии Чаушеску.

Если не оставалось ничего другого, императоры расплавляли статуи своих предшественников, или вводили налог на общественные туалеты, или продавали дворцовых карликов; когда же империя стала христианской, появился великолепный предлог для захвата сокровищ языческих храмов и торговли ими.

В основе римской экономики – если это не оксюморон – был один ключевой вопрос: насколько большой должна быть империя? С одной стороны, чем больше, тем лучше. Ведь увеличение населения, контролируемого Римом, позволяет императору взыскать больший налог. Между 225 и 25 годами до н. э. численность людей под римским правлением выросла с 4 до 60 миллионов. Но доходы увеличились сильнее, чем в прямой пропорции: они выросли примерно в 100 раз, в основном из-за того, что Рим поглотил богатые мини-империи Македонии, Египта и Сирии.

С другой стороны, было очевидно, что политика расширения не всегда финансово оправданна. Имелись большие пространства в Северной Европе, покорить которые римляне не решались никогда, не в силу военной неосуществимости, а потому что эти земли того не стоили. Поселения были слишком редки, а почва слишком бедна. Чем более опасные и трудоемкие территории поглощались империей, тем более требовалось усилий для контроля над ними. Это означало размещение большого количества войск на границе, что влекло увеличение трат на выплату им жалованья, когда не было дополнительных налоговых поступлений.

Даже римляне с их школьным образованием по экономике понимали, что увеличение государственных расходов на армию при отсутствии новых налоговых источников с неизбежностью приводило к инфляции. В конце концов именно инфляция и сопутствующая ей экономическая нестабильность стала одной из причин краха.

При всей эксцентричности методов сбора налогов и странности расходных приоритетов, римские императоры добились фантастических экономических результатов. На протяжении ста лет у них была нулевая инфляция, если судить по зарплатам государственных служащих, – в том смысле, что годовое жалованье легионера оставалось фиксированным на уровне 900 сестерциев. Мы вряд ли сумеем найти свидетельства того, что на западе империи в период Pax Romana имелась хоть какая-то инфляция, а на востоке она, по-видимому, составляла 0,85 процента.

Римская империя была преимущественно доиндустриальным обществом, все богатства которого были ограничены землей и рабочей силой. Тем не менее римский мир был настолько совершенным и безмятежным, что многие люди невероятно разбогатели. Посетив немецкий Трир, вы сможете увидеть погребальные памятники винным магнатам, изготовленные приблизительно в 200 году н. э. Они представляют собой гигантские каменные скульптуры лодок, ребяческие в своем энтузиазме и простоте, на которых умершие переправляют огромные грузы винных бочек вверх по Мозелю. Есть также рельефы, изображающие покойных, сидящих за столом, в то время как слуги подходят к ним и высыпают монеты из мешков.

Эта веселая вульгарность напоминает надгробие Трималхиона, придуманного Петронием разбогатевшего вольноотпущенника. Трималхион представляет, как будет прекрасно высечен с полным набором украшений – собачкой у ног, кораблями, летящими на всех парусах, со всем, чего душа пожелает. Сам он сидит на судейском месте, облаченный в тогу с пурпурной каймой, с золотым перстнем на каждом пальце, и сыплет в народ деньги из мешка. Если вы сбиты с толку мыслью о золоте и пурпуре на памятнике, вспомните, что скульптуры раскрашивались. Глядя на изваяния античного мира, мы забываем, что они, как стареющая кинозвезда, славно размалевывались макияжем. Они были невыразимо кричащими.