– Она не женщина, – сказал Бенедикт твердо. – Она фея. Моя фея. Все эти годы я ждал ее. Я знал, что она придет и сделает нас счастливыми.
Тэд присел на краешек кровати.
– Ее зовут Джеки Ланг. Она дала мне свою визитку. Ты когда-нибудь видел фею с визиткой?
– Почему бы и нет? Кроме того, не все ли равно, какое у нее имя. Главное, что она может сделать, – произнес Бенедикт уверенно.
– Что она может делать такого, чего не могу делать я? – спросил Тэд. – Я могу поставить елку и повесить на нее гирлянды. – Он похлопал рукой по подушке, и Бенедикт неохотно полез под одеяло.
– Но ты не можешь печь пироги и делать украшения. На прошлое Рождество дедушка так запек индейку, что мы не могли ее есть. – Он натянул одеяло до самой головы. – Неужели ты не заметил, папа, какая она красивая? И от нее так хорошо пахнет.
Тэду не нужно было говорить, что Джеки красива. Если даже мальчик заметил это, то взрослый мужчина, уже давно не имевший близких отношений с женщинами, не мог остаться равнодушным к такой неземной красоте. Бархатные синие глаза с длинными ресницами делали лицо девушки таинственным. Маленький нежный ротик, казалось, был создан для поцелуев. Невозможно было не любоваться ее тонкой дивной кожей и роскошными каштановыми волосами, спускавшимися на плечи двумя плавными волнами.
На Тэда ее красота произвела неизгладимое впечатление. Последние годы он мало где бывал, жил как затворник, с головой уходя в работу. Его профессия не очень-то располагала к активному общению с женщинами. В последний раз он касался женщины на родительском собрании в школе своего сына, здороваясь за руку с его классной руководительницей, старой девой пятидесяти двух лет, похожей на тетрадку в линейку.
Джеки Ланг, действительно, была как будто из другого мира. Он помнил ощущение тепла ее руки, и память снова и снова возвращала его к тому моменту, когда он был настолько близок к ней, что мог ощущать ее дыхание. Сейчас она сидела внизу и ждала его решения. Думая об этом, он невольно начинал придумывать новый предлог дотронуться до нее еще раз.
– Она может поселиться в комнате для гостей, – предложил Бенедикт.
Тэд перевел взгляд на сына.
– Я не позволю совершенно незнакомому человеку…
– Фее, папа, – поправил Бенедикт.
– Хорошо, совершенно незнакомой фее остаться в нашем доме.
– Тогда она может жить в пристройке. После того, как дедушка переехал в дом, там никого больше нет. Между прочим, он тоже считает, что она красивая и хорошая.
Тэд закрыл лицо руками и издал тяжелый стон Если он отправит Джеки обратно, Бенедикт никогда не простит ему этого. Тэд также знал, что скажет ему на это его отец. Черт возьми, может, это и не так плохо, что она некоторое время поживет здесь. С некоторых пор он испытывал особую ненависть ко всем этим рождественским приготовлениям. Рождество всегда напоминало ему Лиз. Любое украшение, любая елочная игрушка навевали на него воспоминания, от которых он не в силах был освободиться. Уже три года он пытался забыть то время, когда они были вместе, когда жили счастливо со своим сынишкой и думали, что так будет всегда. После того, как она ушла, он выбросил все елочные украшения, гирлянды, огни, которые купила она, чтобы уничтожить любое напоминание о ее предательстве.
Теперь судьба давала ему шанс положить начало новой традиции празднования Рождества. Это будет только его традиция, его и Бенни. Конечно, Джеки будет здесь, но это временное явление.
Все же интересно, кто ей платит, подумал он.
– Хорошо, – сказал Тэд. – Я дам ей три дня, чтобы она себя проявила, и, если все будет в порядке, она останется.
– И мы не поедем на лыжный курорт? – Тэд улыбнулся.
– Мы не поедем на лыжный курорт, но учти, это твоя гостья. Ты будешь сам о ней заботиться.
От восторга Бенедикт подпрыгнул на кровати и кинулся на шею отцу.
– Спасибо, папа. Можно я скажу ей об этом?
Почувствовав прилив нежности, Тэд ласково погладил сына по голове и поцеловал его в щеку. Как мало нужно ребенку для счастья. И он мог лишить такого славного мальчугана маленькой радости!
– Залезай под одеяло. Я сам спущусь и скажу ей об этом.
Бенедикт прыгнул обратно в кровать. Отец накрыл его одеялом, поправил подушку и стал легонько тискать.
– Кто любит тебя больше всех?
– Ты! – закричал Бенедикт.
Тэд встал и пошел по направлению к двери.
– Пап, а ты скучаешь по маме? – услышал он вдруг голос Бенедикта.
Его рука застыла на ручке двери. Он не знал, что ответить сыну. Скучает ли он по ссорам, которые происходили между ними? Скучает ли он по той боли, которую испытывал, когда Лиз уезжала в город якобы по делам, а на самом деле для встреч с другим мужчиной? Нет, не скучал. Но он скучал по счастливой улыбке своего сына, которая так часто появлялась на его лице, когда Лиз жила с ними.
– Твоя мама очень талантлива. Ей пришлось уйти, чтобы стать настоящей актрисой. Но это не значит, что она тебя не любит. Она любит тебя так же сильно, как и я.
И хотя Тэд не ответил на вопрос сына, мальчик улыбнулся и укутался в одеяло.
– Спокойной ночи, пап.