С крыла на крыло

 - Все совершенно нормально, товарищи, ошибки есть, но сразу это постичь невозможно.

 Надо сказать, что планер наш был одноместный, и ученик с самого начала был предоставлен самому себе. Инструктор только перед стартом подробно все объяснял, а потом уже ничем помочь не мог. Поэтому обучение полетам начиналось постепенно, сперва с движения по земле.

 Гриша, оставаясь на месте, зорко наблюдал за действиями каждого из нас в кабине по отклонениям рулей. Он замечал малейшие ошибки. Что и говорить, хотелось сделать все как можно лучше, нас будоражил и дух соревнования.

 Пришел май. Два дня в неделю, кроме выходного, мы ездили за город после работы и успевали вечером полетать. Остались позади пробежки, небольшие подлеты, и вот пришла моя очередь лететь.

 Я стою рядом с инструктором и слушаю:

 - Ручкой не следует "шуровать". Только по мере приближения к земле плавно подбирай ее на себя... следи за кренами... держи ориентир на стадо, - говорит он спокойно.

 Тем временем планер подвезли к стартовой площадке, за ним тянется, извиваясь, как анаконда, амортизатор[3]. Ребята выстроились гуськом по три человека слева и справа с концами амортизатора в руках.

 Все это происходит, будто во сне. Но сон яркий, запоминающийся во всех деталях.

 Итак, я в кабине, стоящие на "усах" смотрят на меня с любопытством и готовностью занять мое место. Мне не до них. Я слушаю инструктора и почти не слышу... Как-то взлечу? Только бы не перепутать педали, не двинуть резко ручку на взлете. Ноги на педалях нервно подрагивают, никак с ними не сладишь. (Не заметил бы инструктор!)

 - Натягивай! - раздается команда. - Старт!

 Нажимаю на сектор отцепки, и планер, получив свободу, взлетает почти с места. Большое ускорение быстро пропадает.

 И вот уже машина будто остановилась в воздухе; планер парит над долиной, и с высоты не заметна скорость полета.

 Я лечу! Это невероятно!

 Первый восторг сменяется озабоченностью: "Что же это я совсем не управляю?.. Надо двигать рулями. Где стадо?"  Мирно пасется на прежнем месте. Пытаюсь пошевелить рукой, одновременно смотрю на "стол" - плоский капот кабины, - он, пожалуй, лезет немного вверх - мал угол планирования, не потерять бы скорость! Чуть отдаю ручку вперед и чувствую, как ветер сильно бьет мне в лицо, гудит в ушах. Земля бежит ко мне. Коровы впереди, но пока довольно далеко...

 Еще несколько секунд, и земля помчалась подо мной, совсем рядом. Толчок - и планер заскользил по траве.

 Наступила удивительная тишина. Сижу в кабине, не шевелюсь и хочу, чтобы сон этот не прерывался.

 Мы были готовы ездить за город каждый день - так хотелось летать, но нужно было строить второй планер.

 Зимой мы заложили его постройку. Это был рекордно-тренировочный планер Владислава Константиновича Грибовского Г-2. Всем нравились его изящные очертания: короткий веретенообразный фюзеляж, высокие стройные рули, красивый обтекатель за головой пилота. Гриша, уже раньше летавший на таком планере, говорил, что в полете он хорош, но очень строг в управлении.

 - Не двигать нужно рулями, - пояснил он, - а только думать! И планер тебе подчиняется; если начнешь "шуровать" ручкой, разболтаешь планер так, что и не посадить потом!

 Это настораживало, тем более что наши движения рулями на ИТ-4 были пока скорее нервозными, чем плавными. Гриша говорил:

 - К осени все научитесь летать, а там, может быть, и в Крым, в Центральную планерную школу - осваивать парение.

 Его слова горячили, вызывали надежду; одолевали мысли о парении в сказочных крымских местах, о которых так много мы слышали от инструктора. Это становилось нашей заветной мечтой.

 Хотелось побывать на легендарной горе планеристов, взвиться в небо и посмотреть на море, на горы с высоты парящего полета. Вот почему с таким усердием строили мы второй планер. Уставали, конечно, страшно, завод, вечерние работы по постройке или полеты - и ни одного выходного. Но мы знали только одно - нужно строить! Планер должен быть готов в августе, только он открывал нам путь к Крыму и парению!

 Для работы нам дали другое помещение, светлое - небольшую часть огромного спортивного зала. Тут стояли все спортивные снаряды и даже мат для борьбы, чем сразу же воспользовался Никодим и в порядке разминки укладывал нас всех по очереди на обе лопатки.

 У стены зала мы поставили стапеля сборки двух крыльев и фюзеляжа[4].

 Приятно было, уходя с вечерней работы, посмотреть на дело рук своих: тут часть обшивки подчеркнула плавность формы, здесь удалось смонтировать металлические узлы - медленно, но верно дело подвигалось вперед.

 Ганя Фонарев, наш новый курсант, хороший резчик по дереву, искусно вырезал на самом носу фюзеляжа взлетающего орла. Словом, к постройке относились любовно, уверенные, что планер наш будет самым лучшим.

 Медленно тащится трамвай через всю Москву. Я смотрю в окно и нервничаю - в кармане письмо на завод с просьбой дать мне длительный отпуск для обучения в Центральной планерной школе.

 Главный разговор предстоял с мастером цеха Семеном Лукичом.

 Я отыскал его глазами и с волнением прикидывал, как подойти к нему с этой бумагой.