С кем бы побегать

— Да. Если тебя устраивает аудитория.

Тамар встала, выпрямилась, изобразила, как поправляет концертное платье, величественно развернулась, демонстрируя глубокий вырез на спине, туфли на высоких каблуках, делающие ее старше по крайней мере на три года, провела рукой по несуществующим локонам. Потом поклонилась публике в партере, в бельэтаже, в позолоченных ложах. Легонько прокашлялась, сделала знак пианисту…

— Постой! — Асаф вскочил. — Там кто-то ходит.

И тут это случилось. Стремительно, как автомобильная авария. Асаф до последнего мгновения отказывался понимать, что происходит, ведь хеппи-эндбыл так близок, и вдруг все рухнуло. В голове промелькнуло идиотское сравнение: совсем как в настольной игре с фишками, ты уже на кружке номер 99, и тут внезапно падаешь, все ниже и ниже, на проклятый тринадцатый номер.

На чертову дюжину!

Словно военная операция, подумал Асаф. Словно кошмар, подумала Тамар. На них неслись со всех сторон, из-за всех холмов и скал. Сначала им почудилось, что пещеру окружает несколько десятков человек, но вскоре выяснилось, что нападавших всего семеро: Пейсах и шесть его прихвостней. В первые секунды Тамар почувствовала даже не страх, а ненависть: все это время они прятались в темноте и подслушивали, изгадив своим присутствием самый волшебный в ее жизни миг.

Кто-то ударил Асафа в спину, кто-то свалил Тамар на землю. Из пещеры донеслись удары и крики, и вот Шишако выволок перепуганного и растерянного Шая. Из уголка рта Шая сочилась кровь.

— Храмовая гора в наших руках,[52] — сообщил Шишако, с ненавистью глядя на Тамар. — Сейчас займемся пещерой Махпела.[53]

Асаф увидел, как сморщилось лицо Тамар. Кто-то сзади снова ткнул его в землю, и Асафу подумалось, что он начинает привыкать к вкусу земли.

У Пейсаха имелся план.

— Глянь хорошенечко, Шай, золотко, — сказал он, встав перед ним. — Глянь, что у меня в правой ручке, что — в левой.

Шай попытался сфокусировать взгляд. Асаф приподнял голову, и на этот раз его не тронули. Он увидел косу и понял, что все пропало.

— Кой-чего, что ты ой как любишь, — ласково приговаривал Пейсах. — Кой-чего, что такую нирвану тебе сотворит.

Тамар громко застонала и зарылась лицом в землю.

— Что это? — слабо спросил Шай, и его ноги сделали шаг вперед. — Покажи…

— В правой ручке у меня упаковочка, прямо от производителя.

Шай издал стон недоверия и вожделения. Протянул руку.

— Не тронь товар! — одернул его Пейсах. — Теперь глянь-ка, что у меня в левой ручке? Сюрприз! Маленькая симпатичная марочка, пальчики оближешь! Унесет прямо на небушко! Ну, что скажешь? С чего начнем?

Шай тяжело дышал. Его тонкая длинная шея вытянулась вперед.

Как шея лебедя, подумала Тамар.

Которого сейчас зарежут, подумал Асаф.

— А то я слыхал, — продолжал Пейсах, — из достовернейших источников мне услыхалось, что твоя милая сестричка устроила тебе здесь курс отвыкания, энто верно?

Шай кивнул. При свете луны Асаф увидел, как на его лицо возвращается серая землистость ломки.

— Так ты, может, и не интересуешься больше? — вопросил Пейсах с леденящей душу приветливостью и, как фокусник, спрятал в ладонях пакетик с героином и кислотную марку.

Шай, точно заколдованный, отрицательно покачал головой и застонал.

— Шай! — закричала Тамар. — Шай!

Человек, державший ее, ткнул Тамар лицом в землю, но отчаянный вопль ее сделал свое дело. Шай весь передернулся, отступил на шаг.

— Нет, — сказал он.

Пейсах театральным жестом приставил ладонь к уху:

— Чегой-то?

— Нет! — простонал Шай. — Я завязал… думаю.

— Ты думаешь, что завязал, — сказал Пейсах сладчайшим голосом. — Но ведь ты знаешь, что ничего ты не завязал и не завяжешь никогда. Потому что нету, нету на свете силушки, которая тебя из энтого вытащит. И знаешь почему? — Он наклонился к Шаю, положил тяжелую руку на его тощее плечо.

Тамар ощутила волну сдерживаемого насилия, кругами расходящуюся от Пейсаха. Асаф огляделся — остальные громилы не сводили глаз с главаря, невольно повторяя его движения.

— Ты правда хочешь услыхать, почему ты никогда не завяжешь? Потому что ты нулик, нулик в кубике ты без своей дозы. Ты и полдня не можешь провести без ширева, на улицу выйти не можешь без него, с людями почирикать не можешь, девку снять не можешь без кайфа своего. А уж оттрахать кого… не смеши меня. Может, во сне он у тебя и встанет без дозы. Так вот, я, Пейсах, папулик твой и мамулик, твой друг и подружка, твой агент и твое будущее, я тебе советую — бери, бери по-хорошему.

Шай слушал его, опустив голову. С каждым словом Пейсаха он делался все ниже, как будто его молотком вбивали в землю. Но когда Пейсах замолчал, Шай выпрямился, откинул волосы с лица и сказал:

— Нет.

— Жалко мне тебя, — вздохнул Пейсах. — У тебя пальчики Джимми Хендрикса, но как хочешь.

Он отступил на шаг и подозвал Шишако. Тот подошел, мрачный и поджарый, дернул Шая за правую руку. Шай заскулил и попытался вырвать ладонь.