С гитарой по жизни

С цыганами мы попали в город Жовкву, расположенный в 40 километрах от Львова. Голода там не было. С цыганами мы расстались (мать отказалась кочевать в Румынию), обосновавшись в пустующей квартире на окраине городка. Мать за время пребывания у цыган с успехом окончила «цыганский факультет» и мы с нею ходили по окрестным селам, вполне профессионально предлагая свои «актерские» услуги. В некоторых домах нас гнали прочь, иногда травили собаками, но в большинстве кормили и даже пускали на ночевку, при этом мы заметили, что чем богаче дом, тем хуже к нам отношение. В одной из крупных деревень мать нанялась штукатурить дом, а специалистом она была хорошим. Хозяин оказался председателем сельхозартели и уговорил ее остаться работать у них, предоставив пустовавший домишко.

Сейчас, когда много говорят о Ванге, я вспоминаю о матери. Была ли она экстрасенсом, сказать не могу, но было что-то у нее от магии. Она гадала на картах не хуже цыганок. Слава о ее способностях предсказывать судьбу, а также узнавать, жив или умер человек, на которого раскидывались карты, быстро облетела все окрестные села. Её даже испытывали несколько раз, подсовывая фотографии умерших людей с просьбой узнать их судьбу. Но ни разу она не ошиблась. Очереди к ней были огромными. Особенно укрепилась за ней слава предсказательницы. Однажды, когда она, видя, что сосед грузит мешки с пшеницей на телегу и собирается на мельницу, сказала: «Грицько, не надо сегодня ехать. Там будет, я так вижу, большая беда». Григорий послушался, а вечером пришла весть о том, что бандеровцы у млына (мельницы) постреляли многих селян и забрали муку. Денег мать за гадание не брала. От продуктов не отказывалась. Жили мы в этой деревне по 1949 год. Я ходил в украинскую школу, где все говорили только на украинском языке. Мать затосковала по Родине, и мы вернулись в Крым в свой дом в городе Бахчисарае, где она и умерла через пять лет от рака. Но если по честному, то когда мы вернулись домой, мать рассказывала, что тоска по Родине была, но не столько сильной, чтобы собрать вещички и в спешке убежать из этого села. Дело в том, что погадать на картах к матери часто прибегали жены бандеровцев, скрывавшихся в окрестных лесах. Они матери по секрету рассказывали о намерениях своих мужей. Видимо, так было и с мельницей. А когда одна из них рассказала о намерениях «лесных братьев» вырезать всех русских, живущих в районе, то приняла это решение.

Умирала она очень тяжело. Последний месяц жизни находилась в бахчисарайской городской больнице. Когда медсестра сказала мне, что жить матери осталось несколько часов, я забрал из детприемника братьев и привел их в палату к матери. Она была в беспамятстве, но когда мы окружили ее постель, она вдруг открыла глаза и маленькие две слезинки покатились по впалым ее щекам. Она молча смотрела на нас, а потом жилка на ее шее перестала пульсировать. Я сказал тогда братьям, что мы теперь круглые сироты… Но, как оказалось, я все же ошибался.

«Жизнь —копейка, судьба— индейка…» Поговорка штабс-капитана

Надо сказать, что самые отчаянные детские годы у меня выпали как раз на период пребывания нас в Западной Украине. Дети всегда остаются детьми и мне было легко дружить с такими же, как я потому, что те украинские дети не были заражены духом национализма. Начинать учиться во втором классе мне было трудновато из-за плохого владения украинским языком, но буквально через месяца три моя речь уже ни чем не отличалась от речи коренных жителей. Летние каникулы я проводил вместе со своими новыми друзьями. И тут я впервые почувствовал на своей шкуре: что такое ее величество – Судьба. Нашли мы с друзьями в окрестностях села однажды странный округлый предмет, окрашенный в светло зеленую краску. Захотелось посмотреть: а что там внутри? Только уселись вокруг и начали пытаться вскрывать эту находку, как слышу голос матери: " Колька, сейчас же иди домой обедать!» Делать нечего, с неохотой иду. Как сейчас помню, на столе стояла миска с гороховым супом, с моим любимым из цельного гороха супом. Взял я деревянную ложку (металлических у нас не было) и только поднес наполненную ее ко рту, как раздался оглушительный взрыв. Троих моих друзей хоронили всем селом. Я так и не признался матери, что я мог быть четвертым.