С двух берегов

Такие беседы Степану приходилось вести и с новичками, и среди крестьян, снабжавших нас продовольствием. Его речи обсуждались в семейном кругу и на публичных сходках. А дойдя до властей, вызвали громкий переполох. Помещики и промышленники готовы были примириться с пулями Степана, поражавшими гитлеровцев, но не могли допустить свободного полета его слов. Произносимые человеком, которого десятки деревень считали своим героем, они были куда опаснее пуль.

В конце ноября мы получили из подпольного штаба сообщение, что в наш район для полной ликвидации партизанских групп направляется карательная экспедиция эсэсовцев, оснащенная минометами и самоходками. Борьба с ними кончилась бы полным нашим поражением. Нам предлагалось немедленно передислоцироваться в район, обозначенный на присланной карте.

Помню ту ночь, когда мы сидели вокруг костра и обсуждали создавшееся положение. Никому не хотелось уходить из этих обжитых мест, где у нас было много друзей. Столько сил положили мы, чтобы люди жили здесь без страха и спокойно дожидались полного освобождения, а теперь, накануне победы, приходилось оставить их без защиты. Судя по датам, которые были нам указаны, времени у нас оставалось совсем мало. В горах уже выпал снег, пути отхода становились трудней с каждым днем. Немцы двигались на машинах и не сегодня — завтра могли замкнуть вокруг нас кольцо. Ондрей с карандашом в руках доказывал, что выступать нужно немедленно. Но Степан решил иначе.

— Нам нужен еще день. Мы должны объехать деревни, предупредить крестьян, и особенно жандармов, что мы уходим. Если исчезнем тайком, это будет выглядеть, как будто мы сбежали, бросив всех на произвол судьбы. Так нельзя. Мы должны объяснить, что уходим временно. Что вернемся сюда вместе с Красной Армией. Что всякого, кто выдаст гитлеровцам семьи партизан, мы найдем и провесим. И сказать так, чтобы поняли: слово наше верное.

— Всех нам на конях не объехать, — возразил Ондрей, — на это и трех дней не хватит.

— Всех и не нужно, — согласился Степан — Сейчас составим список ближайших сел и разошлем людей. Остальные узнают от соседей. Важно, чтобы перед уходом нас видели. Мы не убегаем, а маневрируем, чтобы перехитрить немцев.

Мы отправились по деревням. Нас слушали, плакали, но верили. И, как выяснилось потом, только в одной деревушке особенно злобный жандарм, которому все равно терять было нечего, выдал на расправу карателям партизанскую семью. Во всех остальных никто из наших друзей не пострадал. А вот нам этот день обошелся дорого.

Уже в пути мы получали все, новые и новые донесения о немецких мотоциклистах и машинах, оседлавших дороги. Лысые, заснеженные горы плохо нас прикрывали. Передвигаться приходилось ночью по охотничьим тропам. Костров мы не разводили и давно, с лагерных времен, так не мучились от холода.

Северный перевал, на который мы рассчитывали, оказался перекрытым. Наши разведчики, побывавшие там, наблюдали оживленное движение военных машин, Мы опоздали. Проводник-пастух, верно служивший нам все это время, повернул назад. Он повел нас к последнему, самому трудному перевалу на южной гряде.

После того как Степан уговорил самых пожилых, больных и недавно приставших к нам местных жителей вернуться к своим семьям, в отряде осталось двадцать восемь человек, в том числе восемь беглецов из нашей ремонтной команды. Хотя Степан никого из нас не выделял, но уж так получалось, что в самые трудные минуты ею взгляд останавливался на ком-нибудь из нас, и мы без слов понимали, что нужно делать. Так было и в этом походе. Разведку возглавлял Франц или Робер. Тропу в заснеженных местах прокладывал Ян. Замыкали колонну, не давая отстать уставшим, Ярослав и я.

К перевалу мы вышли на четвертый день. Грязные, рыхлые облака можно было пощупать руками. Узкая дорога, справа прижимаясь к отвесной стене, круто вела вверх. По ту сторону хребта ровно шумел водопад.

Мы отдохнули перед последним подъемом, погрызли мерзлого мяса и подняли рюкзаки. Прошли метров сто и остановились. Слева, из черневшего внизу подлеска, донеслись голоса немецкой команды. Все отпрянули за огромные валуны, врытые в землю и отмечавшие опасный край дороги. Степан приник к трофейному цейсовскому биноклю, но и без оптики были видны фигурки солдат специально обученного для действий в горных условиях эсэсовского батальона. Они ловко взбирались по обледенелому склону, торопясь отрезать последний путь возможного отхода партизан. Они поднимались, не подозревая, что мы рядом. Нужно было использовать это наше единственное преимущество и, ничем себя не выдавая, как можно дальше уйти вперед. Облака прикрывали нас дымовой завесой. Мы забыли о холоде и усталости, только дышали как затравленные, открытыми ртами хлебая влажную облачную муть.