С добрым утром

Там, где сейчас цветет лопух,
где так пустынно на току, —
совсем недавно жил петух,
Та-тах То-тох Кука-реку.

С большим венком на голове,
как всякий вождь, суров и хмур,
на каждый камешек в траве
он зазывал покорных кур.

И общепризнанный нахал,
смеясь над верой глупых баб,
любую тут же обнимал
кольцом колючих, цепких лап.

И был отцом он всех детей,
был мужем всех перистых жен
и был в республике своей
всех больше лаской окружен.

Чего же больше?.. По утрам,
едва заря разгонит тьму, —
пшено с пшеницей пополам
с крыльца посыплется к нему.

Потом, как добрый семьянин,
он, отряхаясь, воду пил,
 ворчал на кур, взлетал на тын
и снова по двору бродил.

И был он счастлив от всего,
что только было на виду,
и вся обязанность его была —
людей будить к труду.

И он будил их в нужный срок…
И вновь с восхода по закат
терпел и уток и сорок
и ненавидел поросят…

…Однажды крепко хутор спал
(всего четырнадцать дворов),
никто из тьмы не ожидал
ни конокрадов, ни воров.

Крутым потоком плыл с долин
туман, подобный молоку…
Весь хутор спал, не спал один
Та-тах То-тох Кука-реку.

И вдруг совсем не в нужный срок,
он закричал, как только мог,
и крик предчувствием тревог
упал на сонный хуторок.

Но, к этим крикам с давних пор
привыкнув, будто к ходу дел,
никто не выбежал во двор,
никто в окно не поглядел.

А от заставы, тучей зла,
(Махновской славы результат)
головорезов рать ползла,
во всеоружии солдат.

Петух кричал, петух вопил,
и, отрываясь от земли,
он крыльями тревогу бил,
а люди — полночью сочли.

И безмятежен был их сон;
лишь куры слушали вождя…
И… к утру хутор был сожжен,
наивной кровью изойдя…

Потом, когда пожар потух,
когда уйти пришла пора, —
как на погост, взошел петух
на прах родимого двора.

И, опечаленный до слез,
все удивлялся: почему
его не поняли всерьез
и не поверили ему…

…А там, где был когда-то дом,
где в огород вливался двор,
теперь — крапива под плетнем,
да пней чернеющий бугор.

И ни на грядках, ни в саду,
девичий фартук не цветет,
и, напевая на ходу,
никто тропинкой не пройдет.

Как будто там прошла чума,
вселив покой, взлелеяв тишь;
лишь, о былом сходя с ума,
над речкой мечется камыш.

Да у гумна, где жил петух,
где крал он зерна на току,
увядший плачется лопух…
Та-тах То-тох Кука-реку.

Апрель 1928 г.

2 Безответственная лирика

Сын поэта

Маленькому

Валентину Корчагину