Прочти ещё одно письмо. Я нарочно выбираю письма ребят, приехавших из разных стран, и ты видишь — капиталистические порядки везде одинаковы.
«Учителя нашей школы били нас. Особенно злой был один учитель, он на урок приходил с палкой и бил нас так, что мы удивлялись, как у него палка не сломается. Но однажды она всё-таки сломалась. Вот как было дело.
Я написал диктант и нечаянно посадил кляксу. Хотел стереть её, но резинки у меня не было, и я попросил её у мальчика, который сидел впереди. Он сначала сделал вид, что не слышит. Потом очень медленно достал резинку из пенала и протянул мне со словами:
— На, попрошайка, нищий!
Это был богатый мальчик, он всегда смеялся над бедными. Поэтому я старался никогда ничего не просить у него.
С кулаками я набросился на обидчика. Он закричал. Учитель подбежал к нам и так стал бить меня, что палка сломалась и конец её отлетел далеко к доске…»
А вот третий рассказ:
«Однажды после урока меня вызвал к себе директор.
Я постучался в его кабинет и вошёл. Директор не обратил на меня внимания и продолжал разговаривать со своим помощником. Так я простоял около двери минут десять, если не больше.
Вдруг директор спросил, словно только сейчас заметил меня:
— Зачем этот мальчик тут стоит?
— Вы меня звали, господин директор.
— Ах, да! Я совсем забыл. Мы тебя исключаем. В нашей гимназии больше не будут учиться армяне. Я получил такой приказ. Собирайся — и марш домой!
Я стоял, словно окаменев, и не двигался с места.
— Ну! — крикнул директор. — Долго я буду с тобой разговаривать?! Иди!
Я вышел из комнаты и, позабыв даже про книги, побрёл домой.
Когда я подошёл к нашему дому, то услышал за дверью весёлый смех. Это отец, придя с работы, играл с младшими ребятами. Мне жалко было нарушать их игру, и я решил постоять за дверью, пока не перестану плакать. Но я неожиданно всхлипнул.
Отец открыл дверь:
— Кто тут плачет? Петрос! Что с тобой?
Тут я не выдержал и разрыдался. Я всё рассказал отцу. Он старался меня утешить, говорил, что я ещё буду учиться, но мы оба знали, что это неправда.
Так оно и случилось. До самого приезда в Советский Союз я нигде не учился. Я стал забывать даже то, что знал…»
«Когда мы приехали в Советский Союз и поступили в школу, — рассказывал ещё один мальчик, — то почти всем пришлось учиться классом ниже, чем учились за границей, потому что у советских ребят знаний больше. У нас, например, вовсе не преподавали физику, химию, естествознание. Вместо них был один предмет: «наука». В школах не было кабинетов, приборов для опытов. Мы проходили всё очень сокращённо, без практических занятий. Учили по своим записям: учебники стоили дорого, их не все могли купить.
По математике у нас тоже была сокращённая программа. Например, в пятом классе у нас была только арифметика. Геометрию и алгебру мы не учили. А всего в школе было шесть классов. Ясно, за один год ни алгебру, ни геометрию изучить нельзя.
Каждый день у нас начинался молитвой. Нам рассказывали о том, что богатство бог даёт за хорошие дела. А рядом с нами жили богачи, которые никогда никаких добрых дел не совершали. Нас всё время приучали к мысли о наживе, о богатстве: ведь в капиталистическом мире ценится только богатый человек… Мы видели бедных тружеников, которые много хорошего сделали в своей жизни, но умирали в нищете.
Сейчас, когда мы приехали в СССР, мы попали совсем в другой мир.
В советской школе мы стали получать настоящие знания, и многое из того, чему нас раньше учили, кажется нам теперь диким».
Мне хотелось бы, чтобы ты внимательно прочла эти рассказы и дала прочесть ребятам у себя в отряде. Чтобы они ценили заботу о себе в наших социалистических странах. Дело ведь и не только в средствах. Коммунисты и комсомольцы отдают много времени и сил, чтобы учить и воспитывать детей. Сколько у нас в стране одних вожатых-рабочих! Днём комсомольцы работают на заводе, а вечером идут к детям.
Так обстоит дело у нас, в СССР. Так и у вас, в Чехословакии.
Свободные народы прежде всего заботятся об образовании и здоровье детей.
Вот какие мысли вызвали у меня твои фотографии.
Целую тебя. Ещё раз спасибо за сюрприз.
СЫН КОММУНИСТА
Письма к тебе, Ярушка, становятся для меня вроде дневника, привычкой. Я пишу их так, как если б каждый вечер заходила к тебе. Дома у нас посмеиваются — такая большая тётя, а дружит с маленькой девочкой. Но я не вижу в нашей дружбе ничего удивительного.
В Праге ты, непоседа, с таким редким терпением всегда отвечала мне, когда я забегала к тебе спросить какое-либо чешское словечко. Не уставала водить меня по Праге. А теперь я стараюсь издали помочь тебе. Ты лучше меня знала Прагу, я, пожалуй, неплохо знаю жизнь.
«Осторожно, Ярушка, не споткнись…», «Смотри, Ярка, какое красивое здесь местечко!», «Давай подойдём поближе. Что это за огонёк там светится?», «Откуда взялась эта туча?
Надо предупредить Ярушку»… Так думаю я про себя, когда сажусь за письмо.