Юзи показалось, что на ее лице мелькнуло странное выражение, которому он не мог подобрать названия; но, возможно, это его паранойя; может, ему даже привиделось.
— Я была там всего месяц назад, — проговорила женщина. — Откуда именно?
— Тель-Авив, — лаконично ответил Юзи. — Что ты там делала?
— Навещала родственников.
— У тебя родственники в Израиле?
— Типа того. Знаешь, не очень близкие родственники.
— Ты еврейка?
— Наполовину.
— На правильную половину?
— Ненавижу этот вопрос. На правильную.
Наступила пауза, и Юзи услышал шум, вечные приливы и отливы автомобильного рокота, которые он замечал, только когда был под кайфом. Крики птиц время от времени. Без всякой на то причины Юзи улыбнулся. Эта женщина явно была из богатой семьи или вышла замуж за богатого мужчину. И ей хотелось бунтовать.
— Меня зовут Даниилом, — мечтательно проговорил Юзи.
— Тогда я лев,[4] — отозвалась женщина. — Ева. Хорошая дурь. Откуда берешь?
— То там, то сям, — ответил Юзи, — знаешь, как оно бывает.
— Как теперь это называют? Это ведь какая-то новая травка, да?
— Хрен его знает. Я курю ее, а не любовью с ней занимаюсь.
Повисла пауза.
— Ну же, — опять взялась за него Ева, — скажи, где ты берешь дурь. Или ты свою выращиваешь?
— Просто кури, если хочешь курить, — сказал Юзи.
Она фыркнула и потянула косяк губами, закрыв глаза, как будто лежала в горячей ванне.
— Мне просто нравится эта хреновина, — сказала она, почти про себя. — Я хочу купить горы такой травки. Я хочу каждую ночь отправляться с ней в постель.
— Слушай, — сказал Юзи, поднимаясь на локте и недобро поглядывая на женщину; на него вдруг накатила злость. — Ты из полиции?
— Я что, похожа на полицейского?
— Тогда кури и получай удовольствие, — сказал Юзи. — Мне не нравится, как ты разговариваешь. Ты задаешь слишком много вопросов.
— Не напрягайся так, ладно? — сказала женщина. — Я просто спрашиваю.
Какое-то время они курили молча. Юзи уносило, и ему было по барабану. Он был готов умереть.
— Я думаю, ты торговец, — вдруг сказала Ева. — Я думаю, ты толкаешь эту дурь.
Юзи докурил косяк и выбросил дымящийся окурок в канал. Потом медленно сел и попытался собраться с мыслями. Какую-то секунду он не смог вспомнить, где находится. Потом его посетила мысль, что он где-то на операции, может быть, в Москве или в Бейруте. Потом в голове прояснилось, и он посмотрел на часы. Без двадцати семь.
— Слушай, мне пора, — медленно проговорил он.
Женщина ничего не ответила. Мир слегка накренился, когда Юзи встал на ноги, но он выровнялся и побрел вдоль бечевника.
5
— Ты правильно себя повел, — проговорил невесть откуда взявшийся Коль — теперь уже более молодой его вариант. — Ты правильно себя повел с той женщиной.
Зуда не было. Почему не было зуда?
— Сколько раз тебе повторять? — отозвался Юзи. — Оставь меня в покое.
— Верь, — сказал Коль.
— Я не хочу больше тебя сегодня слышать, ладно? Я серьезно. Весь день.
— Верь в себя.
В городе не стало прохладнее, только людей на улицах прибавилось. В воздухе висел какой-то запах, возможно, от костра или барбекю. Юзи казалось, что люди странно на него смотрят, сторонятся его. Выхлопы автобусов вились вокруг его лодыжек, а он шагал по Хай-стрит в сторону рынка Инвернесс. Когда солнце пробивалось сквозь прожаренные облака, свет становился невыносимо ярким, и Юзи опомниться не успел, как купил у уличного торговца солнечные очки. Теперь Кэмден потускнел, и Юзи так больше нравилось. В голове клубился приятный туман, и Юзи наслаждался своими новыми сумерками. Он вел себя легкомысленно, он знал это, и если сегодня ночью он попадет в передрягу, то винить сможет только себя. Распродавать целый рюкзак наркоты под кайфом — любительский подход. Но, если верить Скрипуну, это надежные люди.
Скрипун был единственным человеком в Англии, кого Юзи знал и не пытался активно избегать. По меньшей мере это не входило у него в привычку. Они встретились на следующий день после приезда Юзи. Юзи постучал к нему в дверь и попросил одолжить яйцо. Обычное дело: один сосед просит другого одолжить яйцо. Помимо этого Юзи хотел посплетничать о жителях дома. Он не мог позволить себе такую роскошь, как неприятности с соседями; впервые в жизни у него не было в запасе оперативных апартаментов.
Скрипун был ганцем-альбиносом, тощим и невысоким, с непомерной копной ванильных дредов, грозившей перевесить все его хлипкое тельце. Он носил солнечные очки, чтобы защитить чувствительные глаза от слепящего солнца, и его жилистое строение вкупе с необычной манерой двигаться делали его похожим на марионетку. Говорил он тихо и шепеляво, и поначалу трудно было уловить связь между ним и его кличкой. Однако стоило узнать Скрипуна получше, и причина, по которой его так прозвали, становилась предельно ясной. Его смех.
— Яйца? — переспросил Скрипун. — Какого хрена. Это такой прикол, да?
— Я только что вселился, — ответил Юзи, — мне нужны яйца. Даже одно яйцо. Одно яйцо.
Скрипун бровью не повел.
— Ну да, — сказал он, — я знаю каждого засранца, который переезжает в этот дом. И съезжает с него. Всех до единого. Как тебя звать?