Я киваю, и у меня внутри все сворачивается в узел.
Он облегченно выдыхает и садится в кресло рядом со мной. Рори устраивается возле него и берет отца за руку, а Кира забирается на колени и обнимает его. Они втроем сливаются в одно любящее и поддерживающее друг друга целое, потому что знают, как работает такая штука, как семья.
Я снова напоминаю себе о том, что потерпела неудачу. Кай. Они. Я. Я все испортила. Я оставляю их наедине, а сама заканчиваю заполнять бумаги. После чего отношу их в регистратуру и спрашиваю у медсестры о том, что происходит.
—Его сейчас готовят к операции. Доктор скоро выйдет, чтобы поговорить с вами.
Скоро — это недостаточно быстро, когда жизнь моего ребенка под вопросом.
— Он потерял много крови. Перелом бедра. Разорвана селезенка. Сломаны ребра. Нужна операция. — Врач говорит что-то еще, но я запоминаю только это.
«
Будто прочитав мои мысли, Шеймус говорит:
— Он крепкий мальчик, Миранда. Он справится. — Несмотря на то, что Шеймус услышал те же самые новости, что и я, он настроен оптимистично, не позволяя себе даже рассматривать иной вариант.
Когда умерла бабушка, мне было больно. Очень больно. Мой мир навсегда изменился с уходом человека, который был моей путеводной звездой. Но боль, которую я испытываю сейчас, другая. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Она сильнее, намного сильнее. И я никогда не смогу от нее избавиться. Эта боль медленно сжимает мое сердце в кулак и, если все закончится плохо, оно просто разорвется на мелкие кусочки.
Эта боль помогает мне прозреть. Я люблю своих детей. Потому что только любовь может вызвать подобную реакцию. Не вина, а любовь.
Я встаю на колени перед ними, беру Киру за руку и глажу Рори по ноге.
— Я собираюсь купить нам поесть. — Когда я поднимаю взгляд на Шеймуса, то вижу, что он полностью ушел в себя. Сосредоточил всю свою энергию и мысли на Кае. — Тебе что-нибудь взять?
Мой вопрос не отражается у него в глазах, но он качает головой.
Ожидание похоже на ад. Я и не знала, что время может быть жестоким врагом. Оно сливается с мыслями и сводит меня с ума на протяжении нескольких часов. Только я убеждаю себя, что с Каем все будет в порядке, как уже обвиняю вселенную в том, что она позволяет забрать жизнь ребенка.
И виноват в этом его родитель.
Доктор приносит новости.
— Критическое состояние. Под анестезией. В отделении интенсивной терапии. Под наблюдением. Никаких посетителей.
В глазах Шеймуса нет жизни — страх и изнеможение высосали ее.
— Я должен увидеть его, — умоляет он. — Пожалуйста.
— Простите, мистер Макинтайр. Но его состояние слишком нестабильное. — Я ничего не вижу сквозь слезы, но в голосе доктора слышится грусть и сожаление.
Все это время Шеймус старался держаться. Но не сейчас. В его глазах стоят слезы. Я вижу, как дергается кадык, когда он сглатывает, пытаясь сохранить спокойствие.
— Он мой сын. Пожалуйста. Кай должен знать, что я здесь, что он не один. Мне нужно его увидеть. Мне нужно знать, что с ним все в порядке.
— Мне жаль, — отвечает врач и уходит по коридору к нашему сыну.
Шеймус, не раздумывая, встает и идет за ним, тяжело опираясь на трость. Я не останавливаю его.
Это делают медсестры.
— Сэр, вам туда нельзя. Сэр, остановитесь.
Шеймус не останавливается и исчезает за дверью, но несколько секунд спустя появляется в сопровождении двух мужчин в медицинских халатах.
— Он мой сын! Я имею гребаное право его увидеть! — В его крике слышится боль и ничего больше. Изнеможение и страх стали настолько сильными, что превратились в чисту боль.
Мужчины крепко держат его под руки. Они выглядят маленькими по сравнению с ним.
— Он должен оставаться здесь, — говорят они мне, когда я подхожу. — Успокойте его, — грубо добавляет один из них, будто Шеймус первый человек, который ведет себя подобным образом в больнице.
Я киваю.
— Он расстроен.
— Это не значит, что можно пренебрегать правилами. — В его голосе нет никаких эмоций. А потом он повторяет: — Успокойте его или я вызову охрану. Понятно?
Я подхожу к мужчине.
— У вас есть дети?
Он качает головой.
Во мне просыпается барракуда. Никто не смеет угрожать моей семье.
— Тогда вы не имеете понятия, что он сейчас чувствует, — тихо произношу я. — Не будьте ублюдком. Я не прошу вас нарушать правила, но имейте чертову жалость и сочувствие. Его сын борется за жизнь. — Я резко выбрасываю руку в сторону двери, потому что удар в челюсть не поможет в нашей ситуации. — Так что давайте без угроз.
Он пристально смотрит на меня, но отпускает Шеймуса. Я сердито наблюдаю, как мужчины исчезают за дверью.
— Мне нужно на воздух. Ты посидишь с Рори и Кирой? — Шеймус сильно подавлен и меня убивает то, что в этом виновата я. Я ответственна за всю боль в его жизни.