Ржевский 8 (СИ)

— Деда жалко, — угрюмо пояснил наследник Ржевских. — Он и так с тобой еле замирился, а тут…

Напряжение, незримо висевшее в воздухе, отчего-то никуда не делось несмотря на понятные, в общем-то, позиции сторон.

— Шахада! — донеслось сверху от никогда не унывающей принцессы Залива.

Вначале Елена подумала, что чужого слова предсказуемо почти никто не понял.

Через секунду она изрядно удивилась языковым познаниям Барсукова-Ржевского. Впрочем, поковырявшись в памяти, герцогиня из истории их рода припомнила, что старик на югах, кажется, тоже бывал. В молодости, с армией.

Дальше было занимательно, особенно для того, кто в состоянии смотреть через ментал.

Трофим Барсуков незаметно покосился вверх и поймал серьёзный взгляд чужого монарха. Аль-Футаим закрыла глаза, задержав веки в опущенном положении чуть дольше обычного.

Анастасия плотно сжала зубы, не сводя глаз с мужа.

Дед за долю секунды прикинул необычайно длинный перечень вариантов (вот это да, что с людьми страх перед женой делает. Вот это скорость мыслительных процессов). Он остановился на последнем и решительно вскинул руки вверх в ритуальном жесте:

— Я свидетельствую, что нет бога кроме… — шахада была плюс-минус верной в русском переводе, после чего старик повторил её языком Залива.

— Свидетельствую! — коротко повторила жест Мадина Наджиб, не размениваясь на лишние слова.

— Свидетельствую! — раздалось сверху с диким южным акцентом. — Я, Далия аль-Футаим, Волей Всевышнего владея Престолом Эмирата, приветствую тебя, о новый единовец!

— Занятно, что неподобающий внешний вид твоего родственника никого не смущает, — старательно удерживаясь от неуместного сейчас веселья, на языке Альбиона заметила Михайлова. — Как и некоторые лишние детали его анатомии. Чёрт, как бы не засмеяться… хоть бы не засмеяться…

Лица трёх кузин Барсуковых вытянулись, брови поднялись вверх.

Окна превышающих зданий замерли: несшийся со всех сторон разноплановый шум в одно мгновение стих.

— Это не святотатство ли? — хмуро поинтересовался Ржевский у принцессы Эмирата её речью.

Елена поняла лишь потому, что для Наджиб этот язык тоже был родным, а закрывать своих мозгов на сей раз менталистка не стала.

— Перед лицом неизбежной или вероятной смерти не возбраняется, — коротко пояснила аль-Футаим с третьего этажа. — Если у тебя может не быть другой возможности по техническим причинам, то можно даже так.

— Вот это дед прославился, — озадачено выдал потомок гусара по-русски, тоскливо мазнув взглядом по окружающим домам. — Двести тридцать четыре записывающих устройства. И это только то, что я отсюда вижу; не факт, что число окончательное.

* * *

— Вот это дед прославился, — вырывается у меня после того, как один пучок проблем на первый взгляд рассасывается.

Двести с лишним амулетов ведут трансляцию, точное количество озвучиваю вслух.

— Ты уже сообразила, что произошло? — Анастасия мою ремарку игнорирует, достаточно ровно обращаясь к пострадавшей вместе со стариком девице.

— Ирина Сергеевна Михайлова, с кем имею честь? — спокойно представляется та, напоминая княгине правила этикета.

От неожиданности чуть не давлюсь собственным языком: у царя такая же фамилия, он тоже Михайлов.

— Ещё одна принцесса, что ли?! — спрашиваю, прикидывая, хвататься ли за сердце или погодить.

— Нет, просто однофамилец, — прикольно отвечает она о монархе в третьем лице, затем поворачивается к блондинке. — Да, я поняла, что на нас с твоим мужем напали менталисты. — Она скользит взглядом по наблюдателям в многочисленных окнах, усилием воли удерживаясь от эмоций.

— Что будем делать? — повторяет вопрос Настя.

— Я только что слышала, как ты в другую веру перешёл, — однофамилица самодержца обращается к Трофиму Барсукову. — Там можно больше одной жены, так?

Дед перепуганно стреляет глазами во все стороны, видимо, не ориентируясь в чужом Каноне: не знает, что отвечать.

О наложницах-то я ему успел рассказать, а о жёнах нет.

Опять же, условия многожёнства.

— Так, — Мадина решительно приходит на помощь старику.

Анастасия открывает рот, порываясь что-то вставить, но моя мудрая жена останавливает её поднятой ладонью:

— Разрешено четыре жены, также наложницы, но разрешение на твой брак муж должен получить у первой жены, — уважительный поклон Барсуковой-старшей, — и у твоего отца. — Ещё один поклон самой девице.

— Настя, девку спасать надо, — хрипло подаёт голос молчавшая ранее Виктория. — Ладно, вы. А она-то!..

— Ты что, согласна второй женой к старику? Ещё и по чужой вере? — удивляется Анастасия задумчиво.

— К тому старику, у кого внук — сам Ржевский? — в меня тычут пальцем, упоминая в третьем лице. — Который Первую Кавалерийскую возрождает, долги семьи впервые за историю оплатил и Шереметьевым укорот дал? Да! Ты ненамного старше меня, если что, и сама с ним давно живёшь.

— Димка сто золотых в месяц родному деду на пансион жалует, — ни к кому не обращаясь, вроде как походя изрекает быстро сориентировавшийся Трофим Степанович. — Слово дал.

Молодец, чё. На его месте лично я бы, в неглиже ниже пояса, столь хладнокровно бесед вести не смог бы, пожалуй.