Ставка планировала освобождение Белоруссии на 1944 год. Однако наш 673-й полк, форсировав Мерею, 7 октября стремительным броском ворвался в Ляды — первый освобожденный пункт на белорусской земле.
Преодолевая сопротивление врага, мы тщательно обходили знаменитые кручи в окрестностях Ляд, которые, по свидетельству Коленкура, привели в ужас позорно бежавшую из Москвы французскую армию. «Под Лядами, — писал Коленкур, — пришлось спускаться по такому крутому спуску, а его оледеневшая поверхность так была отполирована телами многих тысяч людей и лошадей, которые просто скатывались вниз, что мы вынуждены были поступать, как и все, то есть сползать на собственном заду. Император должен был поступить таким же образом»[19].
Ляды — большое село, расположенное на высоких кручах Днепра. Но вместо цветущего яблоневого края — гордости белорусов — нас встретили пепелища и вырубленные сады, заросшие крапивой и бурьяном улицы. Навстречу нам, еще не веря своим глазам, из землянок выскакивали люди. В жалких лохмотьях, босые, они бежали со всех сторон, что-то хрипло и громко выкрикивая, — и все спешили к реке. Не понимая, что случилось, мы побежали за ними.
На берегу, у края вырытого рва, лежали убитые — женщины, старики, дети. Вернее, то, что от них осталось.
В районе действовал партизанский отряд. Однажды его окружили русские каратели. После упорного боя весь отряд был уничтожен. Дознались о связи селян с партизанами. 2 апреля 1942 года гестаповцы сожгли деревню и, выстроив на пепелище жителей, расстреляли каждого десятого. В течение полутора лет жителям не разрешали похоронить родных — для устрашения.
Вместе с жителями мы провели траурный митинг на месте расправы: поклялись отомстить фашистам.
В чем смысл немецких зверств? Запугать народ. Но зверства вызывали обратную реакцию: ненависть к оккупантам. Народная молва разносила подобные факты далеко вокруг, опровергая пропаганду о «новом порядке», — люди на себе ощущали, что под немцем жить несравнимо хуже, чем при колхозах. Так, гитлеровцы воевали с большевиками и сами же толкали к ним народ. При въезде в село они установили огромный деревянный щит и повесили на нем добротно выписанную агитку: «Приветствие Йозефа Геббельса белорусскому народу по случаю освобождения от большевиков». Сейчас, сброшенный на землю, он был затоптан ногами.
Именно здесь, в Лядах, родилась солдатская поговорка: «В бой идти — не в гости, набирайся злости».
Ворота на запад Красная Армия взломала. Но победа оказалась не окончательной. Пытаясь освободить Могилев и Оршу, войска Белорусского фронта наткнулись на упорное сопротивление врага и не смогли с ходу сломить его. Это означало, что полностью овладеть Смоленским направлением не удалось. Ключевые позиции под Витебском, Могилевом и Оршей остались в руках противника. Предстояли новые кровопролитные бои.
В середине октября 1943 года дивизию отвели во второй эшелон. Вскоре пришло пополнение. Мне, вместе с другими штабистами, поручили принимать новоиспеченных солдат.
Встречи с новобранцами вызывали невеселые мысли. Многие были из южных республик — значит, придется срочно обучать их азам русского языка. Многие до армии не держали винтовки в руках, не знали даже ее назначения. Спрашиваешь узбекского парня:
— Ты понимаешь, что такое винтовка, для чего она?
— Не задумывался, товарищ офицер.
— А ты задумайся. Когда пойдешь в бой — стреляй в фашистов. И если они пойдут на тебя, без нее тебе тоже никак не обойтись. Винтовка — это твоя защита. Ты знаешь, кто такой фашист?
Молчание.
Такие приходилось вести беседы. Многие были просто неграмотны. Некоторые, например, думали, что можно отделить часть суши и столкнуть ее в океан, что есть звери, говорящие на человеческом языке. Но я старался с первых минут их прибытия помочь призывникам почувствовать себя равными среди равных, просил ротных прикреплять к ним бывалых солдат. Нужно было научить новобранцев преодолевать танкобоязнь и справляться со страхом во время бомбежек, особенно при налетах Ю-87; обучить, как вести себя на поле боя и в обороне, как подниматься с земли в атаку, как понять и всегда помнить свою ответственность перед присягой; наконец, добиться элементарного — пониманию, где правый фланг, где левый.
Самым тяжелым для них физически и психически были бомбежки.
— Пойми, друг, — говорили бывалые фронтовики, — если самолет летит высоко, он безвреден для тебя — хрен с ним, пусть летит дальше. А вот когда он идет на тебя вот так, под углом, да еще строчит или сбросил бомбу — тут берегись: бомба, сволочь, непременно упадет поблизости.
Бомбили нас целыми днями. Где была наша авиация? Мы ее не видели. По 30–40 немецких самолетов кружили над нами, сбрасывая свой смертоносный груз. Когда появлялись «юнкерсы», вопль новобранцев стоял ужасающий.