Рыжий рыцарь, золотой менестрель

Себе велев с победой возвращаться…

И вот уж третий год, а их всё нет.

Мальчишки бредят призрачною славой,

Стремятся, как отцы идти в поход.

А мы их ждём с надеждою упрямой,

Когда они перешагнут порог.

Но время медленно уходит в вечность,

И нет вестей от тех, которых ждём.

Давно забыта прежняя беспечность,

Лишь в снах нам слышно: "Ждите, мы идём!"

И девять рыцарей святого братства,

Не шлют вестей туда, где их все ждут.

Но сможем ли мы их теперь дождаться....

Четвёртый год уж песнь о них поют.

Господь, ответь нам, где они сегодня,

Мертвы иль живы, и каков итог?

Иль им скажи, что мы их ждём покорно,

И шепчут матери: "Ну где же ты, сынок?"

Роптать нельзя, но, Господи, помилуй,

Король уж умер, а война жива.

Домой вернуться дай им, Боже, силы…

В надежде молит кажды день страна.

И девять рыцарей святого братства

Возглавили отряды в тот поход.

Нам остаётся только лишь молиться....

Неужто… так пройдёт и пятый год.

Пой, моя лютня, пусть голос дрожит,

Песня-легенда по миру летит.

Может быть, там, за границей песка,

Те, о ком песня, услышат меня.

– Хорошая песня, менестрель, – тихо заметил пришедший в сознание мужчина.

– Её сейчас многие поют, – призналась и поинтересовалась, меняя тему разговора. – Вам лучше?

– Не говори глупостей, – огрызнулся, а на наморщенном лбу отчётливо проступили мысли, какой же я всё-таки дурак.

– Да знаю, – сварливо буркнула, откладывая лютню, – благоразумие никогда не было моей основной чертой. Одно то, что я попёрся в огонь вас вытаскивать, несомненно, говорит о моей глупости. Но на вашем месте я был бы хоть чуточку благодарней.

– Вот, когда будешь на моём месте, тогда и будешь рассуждать, хотя я бы не пожелал тебе такого счастья.

– И на том спасибо. Как мне вам помочь?

– Парень, внемли мольбам остатков своего здравого рассудка и уезжай отсюда. Ты мне ничем не поможешь.

– Ну нет, не хочу брать на свою душу такой грех, как ваша смерть. Совесть у меня ещё теплится.

– Неужели? Никогда бы не подумал.

– Раз вы можете язвить, значит, выживете, несмотря ни на что.

Он фыркнул и, видимо, мысленно обозвав меня «дважды дураком», вновь потерял сознание. Я не волшебница, но у этого человека все его мысли были написаны вот такими буквами прямо на лбу, да к тому же с ошибками…

Как по небу облака.

По земле течёт река,

Ветер вольный шелестит травою.

Так по лесу мы идём,

Веткам руки подаём

И не страшно встретиться с рекою.

Нежные девичьи голоса разносились по всему лесу. Кто-то пел ближе, кто-то отзывался дальше, но они переплетались так ловко и умело, что простая деревенская песня звучала завораживающе. Это было красиво: шелест ветра в кронах деревьев, еле слышное журчание ручья, разноголосые трели лесных птиц и тихая песенка, сверкающая переливами и богатая на переплетения различных тональностей. И хотя моё внимание было обусловлено выбранной стезей, я не удержалась и, коснувшись пальцами струн, подхватила:

Дядя леший, защити,

Путь-дорогу подскажи,

И не дай нам забрести далёко.

Надо нам домой придти,

Да беду не привести.

Солнце светит над землёй высоко.

Голоса смолкли почти сразу, и девушки, затаившись словно мышки, молча внимали мне, не спеша подпевать, но, впрочем, не торопясь и убегать.

– Кто ты будешь, о неизвестный странник? Столь сладко поющий и не брезгующий нашими простыми песнями, – робкий девичий голос разорвал нависшую тишину и вывел меня из непродолжительного замешательства.

– Я – менестрель, добрая девушка. А песню вашу знаю с детских лет. Но прости мне любопытство моё, хочу я спросить: не знаком ли вам человек, которого я только что вытащил из огня?

– Человек? Из огня? – по лесу пронёсся еле слышный шепоток. – Он ещё жив?

– Вроде бы да, – неуверенно определила, наклоняясь к груди и пытаясь прослушать сердце.

– Скорее всего, ты спас колдуна, менестрель. Он недавно проходил через нашу деревню, мы едва два пожара затушить успели.

– Колдун? Это что-то новенькое.

– Мы пойдём в деревню, менестрель. Позовём взрослых мужчин и священника. А ты подожди здесь и не дай ему уйти.

– Да куда он может деться, – вздохнула, глядя на обгоревшего чародея, – дышит еле-еле.

– Мы скоро вернёмся.

Раздался топот удаляющихся ног и шелест, свидетельствующий, что собеседницы действительно со всех ног бросились прочь. То, чем закончится их возвращение, я и так знала. Ох, уж эти деревенские боятся магии, как собака палки.

– Знаешь, Альфред, – задумчиво обратилась к коню, – может быть, он не настолько уж и не прав?

Конь понимающе тряхнул головой и, заржав, топнул копытом, советуя соображать быстрее, если я хочу что-нибудь успеть…

Тихий вскрик и отчётливый треск веток отвлёк меня от стратегических размышлений.

– Кто здесь?

А в ответ тишина.

И всхлипы.

Пришлось плюнуть и поневоле идти в ближайшие кусты проверять, в тайне надеясь, что мне померещилось и что там никого нет. На крайний случай есть не очень большой медведь. Да что за день сегодня…

– Как ты, маленькая?