Рыжая помеха

Вишневое дерьмо, но все равно торкает немного. И успокаивает. Мне сейчас как раз надо.

Пока курю и смотрю на разноцветные всполохи фейерверка, приходит понимание, что все правильно случилось.

Так, как надо.

Потому что, если б я сейчас Светочку трахнул, что было бы? Ничего хорошего.

Для меня бы точно все завершилось.

А так…

Еще поиграем.

Васильич не в курсе, что моя легенда — не легенда больше, верней, что я ее немного модифицировал. И не надо ему этого знать.

Попрыгаю еще.

Может, чего-то выпрыгаю.

Главное, все же Светочку не трахать.

Невыполнимо нихера.

Но мы трудностей не боимся. И все невыполнимое — выполняем.

Кто не верит, смотрите на мою сестренку. Она — живой пример, как невыполнимое становится вполне себе реальным.

Я докуриваю, провожу короткий аутотренинг, убеждая себя, что все правильно, все так, как надо, а то, что член ноет и яйца подтянулись, так это ничего особенного. Гимнастика, бля.

После этого захожу в помещение обратно, сканирую толпу.

Рыжей макушки нигде не видно.

Куда делась?

Рядом образовывается та самая девчонка, что полировала мне коленки на диване.

— Маааксик… Пойдем, я тебе что покажу…

И пальчиком так по груди.

Э, нет, крошка. Ничего нового ты мне не покажешь, это сто процентов.

Я усмехаюсь, убираю ее пальчик от себя.

— Как-нибудь в другой раз, малыш, — отвечаю, продолжая рыскать взглядом по собравшимся.

Рыжая может быть где угодно. В том числе, и наверху, в одной из комнат этого здоровенного мавзолея.

От одной мысли, что она свалила туда с тем самым мажорчиком, например, в голову бьет бешенством.

Потому что так не пойдет!

Я ее, получается, завел, разогрел, а сливки кто-то другой снимет?

А не слишком ли дохера кондитеров?

— Старицкую ищешь? — понятливо фыркает девчонка, — она умотала домой. Как бешеная пронеслась, прикинь? Словно ее за жопу укусил кто-то…

Ага… И я даже знаю, кто… Интересно, одна?

— Одна, — договаривает девчонка, словно услышав мои мысли, — она все время одна сваливает, динамо потому что… — тут она понижает голос, опять ведет пальчиком по груди, прижимается сильнее, чтоб интимно хрипнуть в ухо, — в отличие от меня…

— Тогда, я думаю, малыш, у тебя не должно быть проблем с развлечением на сегодня, да? — я опять отстраняю ее и топаю тоже на выход, по пути давая пять нескольким восхищенным фанатам.

Прикольно, неделю в универе, уже фанатов завел…

Не тем я последние пять лет занимался, ой, не тем…

На улице торможу у своей малышки, глянцево-красной, разглядываю.

Да…

Чего-то фанаты странные пошли нынче. Никакого эстетического чувства…

Царапины на глянцевом боку смотрятся совсем не по фэншую. И не то, чтоб я злился, похер, но сам факт…

На кой хер было портить байк?

Испугались попортить рожу?

— Что, долбак, машинку тебе попортили?

А, нет… Не испугались…

Разворачиваюсь, считаю смертничков. Трое. Маловато будет. Хотя, откуда им знать?

Сын прокурора, у которого я, кстати, и отбивал этой зимой Светочку, никому ничего не скажет еще очень долго. И друзья его тоже. На зоне таких обычно не слушают, сразу под шконку загоняют…

Так что про мои подвиги никто не знает, хотя эту тему мы с Васильичем прорабатывали. На случай, если все же кто-то чудом меня сфотографирует.

Зря, наверно. Никто меня не узнал. Кроме Светочки, конечно.

— Да, — особо не напрягаюсь, только чуть в сторону смещаюсь, так, чтоб за спиной был глянцевый бок машины.

Кто его знает, вдруг они предусмотрительные, и сейчас сзади ко мне еще парочка идет?

А так — обзор прекрасный. Места немного, сразу все не навалятся, будут только друг другу мешать.

— Ай-ай-ай… — притворно сожалеет один из мажорчиков. Тот самый, что Светочку лапал. Только теперь его узнаю и прямо радуюсь! Хотел искать, а не надо! Праздник просто! — И кто же это так?

— Не знаю.

— Может, ты кому-то не нравишься?

— Да я не баба, чтоб всем нравиться…

— Точно? А кто ты? Бутылки хорошо кидаешь… Бармен.

— А ты, судя по губам сделанным, сосешь хорошо… Ребят, он как, хорошо сосет? — поворачиваюсь к приятелям мажорчика, подмигиваю.

И, судя по вытянувшимся, оторопевшим рожам, они сейчас как раз мучительно подсчитывают слои оскорбления.

Мажор тем временем, с криком: «Че сказал, сука?», кидается на меня.

Напарывается на удар ногой в челюсть и с воем катится по асфальту.

Его друзья оторопело переглядываются, потом смотрят на своего приятеля, потом на улыбающегося меня.

Сука, да чего ж вы такие тормозные — то? Я за то время, пока думаете, уже пять раз могу успеть вас раком поставить!

Выдыхаю, когда они бросаются на меня одновременно, двумя ударами решаю ситуацию.

Бля, избиение младенцев. Аж стыдно чего-то.

Наклоняюсь, забираю у одного кастет, херовый, такие для понтов покупают за серьезные бабки богатенькие мальчики, у второго выкидуху. А вот у мажорчика в кармашке нахожу кое-что интересное.

Присаживаюсь над ним, немного добавляю кулаком в солнышко, чтоб перестал выть и в себя немного пришел.

Мажор и в самом деле выть прекращает, начинает сипеть и задыхаться.

Вот ты только коньки тут не отбрось, малахольный!

— Какого хера лезешь, если драться не умеешь? — миролюбиво спрашиваю его, — а если б я разозлился?