Рыцари рейха

Новгородцев не на шутку встревожили занятия Бурцева. Господин Великий Новгород всегда опасался за свою свободу, но порой опасения эти, умело подогреваемые местной знатью, превращались в болезненную фобию. Вот и пополз по городу слушок, будто Александр заключил договор с нечистой силой, а княжеский воевода-чернокнижник — посредник в том договоре. «Ты, княже, немцев одолел адовым оружием и им же теперь нашу вольницу прибрать к своим рукам хочешь!» — обвинило вече Ярославича.

Речи те были неприятны и опасны. И дабы не будоражить народ понапрасну, князь устроил показательную казнь колдовских «громометов». Все как положено: крестный ход к Волхову и — бултых, бултых… С моста… Ствол за стволом, ящик за ящиком…

Однако в речные воды кануло не все. Кое-что из трофеев предусмотрительный Ярославич припрятал и передал на хранение Бурцеву. Князь знал теперь куда больше других и не видел уже дьявольского промысла в грозном оружии будущегоНаоборот желал иметь в своем распоряжении хотя бы малую его часть. Стрельбы, конечно, пришлось прекратить, но несколько «шмайсеров», с полдесятка гранат, небольшой запас «невидимых стрел» и пулемет «MG-42» заняли свое место в заветном подвальчике, ключ от которого Бурцев всегда держал при себе.

Там же, в тайном арсенале, лежала и чудо-кольчуга Фридриха фон Берберга, что не налезала на князя, но оказалась впору княжескому воеводе. А вот прочный щит, да тинаново-вольфрамовый меч-кладенец Александр оставил себе. В комплекте не хватало только шлема — рогатое боевое ведро эсэсовского штандартенфюрера благополучно упокоилось на дне Чудского озера вместе с головой фон Бербергова оруженосца.

Глава 8

Снова возмущенный гул донесся с площади перед Софией. Из-за фашистской кольчужки да пулемета разгорелся весь сыр-бор! Если б дружина Бурцева изрубила бунтовщиков мечами и переколола копьями, если б спалила при подавлении массовых волнений полгорода, если б вырезала подчистую семьи смутьянов — никаких претензий к воеводе, наверное, и не было бы. Но обратить против новгородцев «невидимые стрелы» и свалить запретным «колдовством» два с половиной десятка человек — это, как оказалось, совсем другое дело. И вот…

— Пошто воевода утаил громометы адовы?! — вопрошало вече.

— Моя воля такова была! — держал ответ Александр.

— Не добрая то воля, княже!

— А кабы немец Псков занял и к Новогородским стенам подступил, тогда добрая стала б?!

— Васька-чернокнижник не немцев — новгородцев калечил и живота лишал.

— А что еще ему оставалось?

Ответа не было. Были возмущенные разноголосые вопли…

— Не надобен нам такой князь!

— Не надобен такой воевода!

Спорили долго. И владыка держал слово. И Господа Новогородская. И черные люди кричали.

Кое-кто еще пытался под шумок сбросить князя. Не вышло. Без зачинщиков Ивановской ста — никак. Но…

— Не надобен Васька-воевода Новгороду! — тут уж голоса с вечевой площади звучали слаженно, единодушно. Никаких подстрекательств, никаких подкупных крикунов сейчас не требовалось. Бурцев слышал пресловутый глас народа.

— Не-на-до-бен!

— Все колдовские самострелы-громометы в Волхо-о-в! Все без остатка!

— И доспех Васькин заговоренный — туда же!

Однако жизнь своему воеводе князь все же отстоял:

— Громометы — берите, топите! Кольчугу — тоже! Нужен вам другой воевода — да будет так! Но Василько казнить не позволю!

На том и порешили.

Вече расходилось, гудя и бурля. Но все же мирно расходилось. А через четверть часа в горницу вступил хмуролицый князь в сопровождении владыки Спиридона. Сказал, отведя глаза:

— Нужен мне, Василько, верный человек в Пскове. Князя псковичи себе никак не выберут, и неспокойно там нынче. Да и за балвохвальской башней никто лучше тебя не присмотрит. Что, возьмешься?

Бурцев усмехнулся. Вроде как почетная ссылка выходит? Альтернатива казни и позорному изгнанию. Что ж, оно и к лучшему. Буйным Новгородом он уж сыт по горло.

— Возьмусь, княже, — Бурцев кивнул. — Только людей своих с собой заберу.

— Бери, — охотно согласился Александр, — И еще дам сколько потребно. Ты уж прости, Василько, но новгородцы тебе здесь все равно жить не дадут. И…

И к величайшему удивлению владыки, гордый князь Александр Ярославич по прозвищу Невский, не гнувший спину ни перед врагом, ни перед другом, поклонился вдруг в пояс своему воеводе.

— … и спаси тебя Господь, что не пропустил бунтовщиков к моей семье и к семьям дружинных людей. Не держи зла, Василько, ни на меня, ни на Господина Великого Новгорода.

Бурцев вздохнул, кликнул китайского мудреца, протянул ключ от тайного арсенала, что перестал быть тайным:

— Сыма Цзян, сдай князю оружие «небесного воинства». Все оружие. И кольчугу немецкую не забудь.

Китаец молча кивнул и вышел с князем за дверь. Эх, славная будет нынче пожива ненасытному, ничьей воле неподвластному Волхову.

… Уезжали скрытно, как тати. Поздней ночью уезжали. Лишь выбравшись из притихшего города, заполили факелы. А на душе при всем при этом было хорошо и покойно.

— Васлав… — Сыма Цзян вдруг заговорщицки подмигнул глазом-щелкой.

— Что, Сема?