– Если хочешь доказать, что пришел из прошлого, значит, должен знать то, что неизвестно другим. Сообщить мне нечто такое, чего нет в книжках.
– Например, кто был отцом последнего ребенка леди Арабеллы Сидни?
Он как раз добрался до шоколадного мороженого и выглядел так, словно сейчас растает от счастья. Даглесс взяла его под руку и потащила к столу.
Сидя напротив него, глядя в эти синие глаза, опушенные густыми ресницами, она гадала, смотрит ли он так же на женщину, когда занимается любовью.
– Ты не сводишь с меня глаз, – заметил он, глядя на нее сквозь ресницы.
Даглесс, отвернувшись, нервно откашлялась.
– Я не желаю знать, кто был отцом ребенка леди Арабеллы, – буркнула она и не оглянулась, услышав смех Николаса.
– Спрятанный клад, – повторил он, хрустя рожком. – Какая-нибудь ценная безделушка, пролежавшая в укромном месте четыреста двадцать четыре года?
Странно, он может складывать и вычитать!
– Забудь об этом. Всего лишь мимолетная идея, – отмахнулась она, раскрывая блокнот. – Лучше послушай, что я нашла в библиотеке.
И она принялась читать ему выписки из книг. А когда подняла глаза, Николас вытирал руки салфеткой и хмурился.
– Мужчина строит дома, чтобы оставить после себя что-то. Я рад слышать, что не все мои владения бесследно исчезли.
– А я думала, главное – это дети, которым переходит по наследству отцовское имя.
– Я не оставил детей, – признался он. – У меня был сын, но он умер осенью. Через неделю после того, как утонул мой брат. Сначала мать, потом дитя.
Он поморщился, словно от неожиданно острой боли.
До чего же проще и безопаснее жить в двадцатом веке! Правда, в Америке полно насильников, и серийных убийц, и пьяных водителей. Но в елизаветинскую эпоху по Европе гуляли чума, проказа и оспа.
– Мне очень жаль, – выдохнула она. – Жаль и вас, и их. А у вас была оспа?
– Никогда! Ни малой, ни большой![4]
– Что такое «большая оспа»? – удивилась Даглесс.
Николас огляделся, прежде чем смущенно прошептать:
– Французская болезнь.
А, вот оно что! Сифилис.
По какой-то причине ее радовало, что у него никогда не было «большой оспы». Не то чтобы это имело значение, но они пользовались одной ванной!
– Что это такое «открыт для публики»? – спросил Николас.
– Обычно, когда владельцам не по карману содержать большие дома, они передают их в Национальный трест[5], так что теперь можно заплатить деньги, и гид проведет нас по дому. Это очень интересные экскурсии. При доме есть кафе и магазин сувениров…
Николас неожиданно выпрямился:
– Ты имеешь в виду Белвуд?
Даглесс сверилась с заметками.
– Да, Белвуд. Как раз к югу от Бата.
Николас, похоже, произвел кое-какие мысленные вычисления.
– Четверка добрых лошадей домчит нас до Бата часов за семь.
– А добрый английский поезд домчит нас до Бата за два часа. Хочешь снова увидеть свой дом?
– Видеть, как мой дом продан какому-то тресту и парень с бледным одутловатым лицом, обмотанный фартуком, разгуливает по комнатам впереди компании туристов…
Даглесс улыбнулась:
– Ну, если ты так считаешь…
– Не могли бы мы сейчас поехать на этом…
– Поезде.
– Поезде в Белвуд?
Даглесс посмотрела на часы.
– Да, если отправимся немедленно, сможем посмотреть Белвуд и выпить там чаю. Но если не хочешь видеть парня с бледным одутловатым лицом…
– И в фартуке, – добавил он, улыбаясь.
– …разгуливающего по комнатам, тогда зачем ехать?
– Есть шанс, крохотный шанс, что я могу найти твой клад. Когда мои поместья были конфискованы твоей… – Николас издевательски усмехнулся, давая знать Даглесс, что он думает о ее абсурдном заявлении, – твоей королевой-девственницей, вряд ли моей семье было позволено забрать имущество. Так что шанс, хоть и совсем маленький, все же имеется.
Мысль о том, чтобы провести день в поисках спрятанных сокровищ, взволновала Даглесс.
– Чего же мы ждем? – спросила она, беря в руки новую сумочку. На этот раз она была набита туалетными принадлежностями. Без них Даглесс и шагу не сделает!
Железнодорожное сообщение очень нравилось Даглесс в Англии. Почти в каждой деревне имелась железнодорожная станция и в отличие от американских вокзалов содержалась в чистоте и не была расписана граффити. Когда Даглесс покупала билеты, кассир сказал, что поезд до Бата вот-вот отправится.
Как только они уселись, поезд тронулся, и Николас вытаращил от удивления глаза: он даже не представлял, что на свете может существовать такая скорость. Но уже через несколько минут он, как истинный англичанин, привык к скорости и стал разгуливать по вагону. Изучал объявления, восторженно улыбаясь рекламе «Колгейт», поскольку узнал пасту, купленную Даглесс. Если он способен распознавать слова, может, его не так уж сложно научить читать?