Рыцарь-разбойник

Неохота ему было сейчас считаться да рядиться, высчитывать, кому сколько причитается. Но домой, к ней, к этой распутной женщине, ему еще меньше хотелось.

От дома Брюнхвальда до дома Рене ехать всего нечего, дом Рене ближе к реке стоял. Можно бы и пешком пройтись, но не хотелось хромать. Поехали. У реки, у пристани, рабочие уже бревна обтесывают. Бревна все длинные, их много. Видно, немаленькие амбары Ёган затеял строить.

Рядом повозки распряженные стоят. Такие, в каких купчишки мелкие разъезжают. А еще дальше повозки так и вовсе цветные. В таких за войском маркитантки ездят. Там же и девки в пестрых фривольных платьях.

– А эти откуда тут взялись? – с удивлением спросил кавалер. – Кто их звал?

Роха, черт одноногий, засмеялся:

– Честное слово, Фолькоф, ты ж на военной службе не менее моего, пора бы знать уже, что маркитантов и шлюх звать не надо. Они, как и вши, сами заводятся, лишь только серебром позвени.

– Значит, уже все знают, – задумчиво произнес Волков.

– Кавалер, да ты же главную ярмарку в округе ограбил, о тебе трезвон по всей реке идет. Думаю, что уже даже в Ланне знают. И эти, – Скарафаджо кивнул в сторону, – ждут сидят.

Недалеко от дома Рене, у которого толпились солдаты, на пригорке сидели две веселые бабенки. Самим по виду уже за тридцать, а простоволосы и головных уборов не носят. Груди чуть не все напоказ, и ноги свои бесстыжие распутницы выставили так, что подвязки чулок видны на коленях. Смотрят на солдат, на солнышке греются.

– Сидят, – смеется Роха, – словно рыбу ловят, вон какую приманку на солнце разложили. Ждут, когда солдаты свое сольдо получат.

В другой раз Волков присмотрелся бы к бабенкам, даже не для того, чтобы звать их с собой, а просто посмотреть, может, какая красивая среди них есть. На красивую бабу и просто посмотреть приятно, а тут даже не взглянул. Поехал мимо.

В доме у Рене душно, хотя дверь открыта. Бертье уже там, за столом с Рене, а вокруг сержанты и корпоралы. Все солдаты старые, седые.

Волков и Роха вошли, перед ними расступались, давали проход к столу. Но рассиживаться здесь кавалеру не хотелось, и он сказал:

– Сычу считайте долю знаменосца, он заслужил. Он ярмарку разведал. Карлу Брюнхвальду считайте офицерскую долю. Пусть его с нами и не было, но, если б не он, мы бы вообще на тот берег не пошли, – врал Волков. – А моему послуживцу Увальню считайте долю сержанта. Никто ему не возражал, Рене все за ним записывал. И кавалер продолжил: – Из меха тридцать шкур лучших выберите и две тысячи монет отсчитайте. Это подарок канцлеру будет, он должен меня от гнева герцога избавить. Я письмо к дарам приложу, пусть два сержанта хороших подарок в Вильбург к канцлеру отвезут. Остальное все считайте, как положено у солдат и ландскнехтов, считайте по кодексу кондотьеров. Рене, вы спешите все продавать, не продешевите. Лучше товар придержать, чем отдать за бесценок.

Волков договорил и встал, закончив дело.

– Постойте, кавалер! – вскочил за ним Бертье.

– Да, – встал и Рене. – Не спешите.

– Ну, что еще? – хмуро глядел на них кавалер.

– Дозвольте нам сказать, – начал Рене, но Бертье перебил товарища и заговорил пылко:

– От солдат и офицеров просим принять вас подарки. Те подарки будут вне всякой доли, поверх доли вашей, это вам за разумность вашу и твердость, от большого нашего уважения.

– Хорошо, спасибо, – сухо ответил Волков.

Но ему опять не дали уйти, Рене стал читать список причитавшихся ему подарков:

– «Шубу, что нашлась во взятом, лучшую – кавалеру. Шубу лучшую его жене, сервиз из шести вещей серебра черненого и жеребца лучшего. Все это от солдатских корпораций и господ офицеров, что были при деле на Милликонской ярмарке».

– Спасибо всем: и офицерам, и корпорациям, – ответил Волков, улыбаясь через силу. – Максимилиан, заберите подарки, отвезите их домой.

Когда он вышел, все молчали, людям, кажется, даже обидно стало, что кавалер так холодно принял дары, что преподносили от чистого сердца.

– Что это с ним? – спросил Бертье у Рохи.

– Да черт его знает, обычно злой как собака, а тут тихий какой-то, – отвечал тот.

Максимилиан положил подарки на стол. И Тереза, и дети, и Элеонора Августа, и госпожа Ланге сразу прибежали смотреть. Дети хватали серебряные кубки, сестра рассматривала поднос.

– А кому шубы? – сразу спросила Элеонора Августа, проводя рукой по меху одной из них.

– Корпорации подарили одну мне, одну моей супруге, – отвечал Волков.

– А какая мне? – спросила жена радостно.

– Какую пожелаете.

– Вот эту! – Она схватила одну из шуб. – Это же соболь?

– Обе из соболя, выбирайте по размеру, – спокойно отвечал кавалер.

Она стала мерить, и, хоть обе шубы оказались ей велики, одну из них она забрала и, вдруг повернувшись к его сестре Терезе, сказала:

– Сестра моя, а вам я отдам свою. К чему мне три шубы.

– Мне? – удивилась, а может, и испугалась женщина, которая всю жизнь тяжело работала и даже представить себе не могла, что ей подарят шубу.

– Бригитт, принесите шубу из черной лисы, она моей сестре будет к лицу.

– Да, Элеонора! – Госпожа Ланге тут же встала и пошла наверх в спальню.