Рыцарь пустыни, или Путь духа

Эдит даже вздрогнула, с первого взгляда поняв, что женщина рядом с Рупертом на редкость красива, хотя и не привычной для нее красотой. Жесткие кудрявые волосы, ровно подстриженные и ничем не покрытые, удерживаемые на месте лишь эмблемой ее древнего царского рода, которую Меа до сих пор надевала, – диадемой из тусклого золота, увенчанной царским уреем – головой раскрывшей капюшон змеи. Они густой волной ниспадали ей на плечи, обрамляя ее серьезное, загадочное лицо, на котором сияли огромные, прекрасные глаза. Сидя на возвышении, завернутая в белоснежные одежды, она не производила впечатление низкорослой, наверно, по причине своего царственного облика. Она сидела на троне, сложив руки и прямо держа спину, что добавляло ей внушительности. На коралловых полураскрытых губах ее, как обычно, играла улыбка; в свете солнечных лучей, падавших на нее сквозь открытую крышу, Эдит был виден ряд идеально ровных зубов. Голова женщины была слегка повернута, и она смотрела на своего спутника полным обожания взглядом. Так вот она какая, эта дикарка, о которой ей рассказывали! Прекрасное, внеземное создание с ликом ангела!

Чувствуя, что задыхается, Эдит проследила за взглядом женщины, восхищенно смотревшей на мужчину рядом с собой. Они сидели бок о бок, словно торжественные фигуры супругов на каменной стеле, которую Руперт много лет назад привез из Египта. Да, это, несомненно, был Руперт, но только как же он изменился! Неужели этот благородного вида вождь в ниспадающих белоснежных одеждах, скрывавших его ноги, и в такой же белоснежной накидке на голове, ниспадающей на его широкие плечи, – это то же самое существо в дешевом, скверно сшитом костюме, которое она выгнала из своей лондонской гостиной, ибо один только вид его внушал ей омерзение? Тогда его борода была рыжей и спутанной, теперь же – серо-стальной, квадратной и аккуратно подстриженной, такой же массивной, как его плечи и голова. Тогда его единственный целый глаз был красным и налит кровью, теперь же его взгляд был здоров и светел. Его лицо, как и лицо его спутницы, также приобрело некое внеземное качество, свет омывал его, разглаживая морщины и шрамы. И пусть его нельзя было назвать красавцем, он выглядел тем, кем был: перед Эдит восседал вождь, мудрый, праведный, благородный, пользующийся всеобщей любовью и уважением.

Все это она узрела всего за одно мгновение, и в свете этого озарения впервые за долгие годы ей раскрылась вся глубина совершенной ею ошибки. Перед ней, на высокой платформе, над толпой простолюдинов, обожаемый всеми, рядом со своей прекрасной спутницей сидел ее муж, которого она когда-то вышвырнула за дверь, как грязь, вышвырнула ради этого ничтожества Дика. Кстати, тот что-то нашептывал ей на ухо. Эдит повернула голову и посмотрела на него. Он буквально пожирал Меа плотоядным взглядом. Его желтые щеки свисали жирными складками над недостаточно гладко выбритым подбородком. Не слишком чистым платком он вытирал потную лысину, и от него мерзко пахло виски и сигаретами.

– Ты только взгляни, – произнес он, – эта красотка – просто загляденье. Не удивительно, что наш благочестивый друг решил остаться в Судане. Нет, ты тоже хороша собой, Эдит, но тебе придется потрудиться, чтобы вырвать его из объятий этой гурии. Если ты хочешь спасти лицо, я бы советовал тебе вернуться домой и подать на развод, на том основании, что твой благоверный супруг ушел к другой женщине.

– Молчи, – прошептала она, вернее, почти прошипела, и со злостью посмотрела на него.

Разве может она в такой момент слушать сальные шуточки Дика? Теперь она точно знала: если кто ей и ненавистен, то в первую очередь Дик, а вовсе не Руперт.

Руперт говорил по-арабски, медленно, торжественно, так, чтобы его голос долетал даже в самые отдаленные закоулки огромного зала, подкрепляя слова спокойными, благородными движениями рук. Он говорил, и каждая душа в этой огромной толпе, уважительно склонив в молчании голову, внимала его мудрости.

– Скажи мне, Ахмет, – обратилась к переводчику Табита, ткнув его кончиком своего белого зонтика, – о чем говорит его светлость?

Ахмет прислушался и быстрой скороговоркой и почти шепотом, чтобы никто не услышал и не заметил их присутствия, с паузами стал переводить для нее основной смысл речи Руперта.

– Благородный повелитель Захед, – сообщил он, – говорит о благодарности Богу, о коей некоторые люди забывают. Он учит их быть очень-очень благодарными. Он рассказывает им свою собственную историю.

– Ах, как интересно! – воскликнула леди Дэвен. – Продолжай Ахмет. Мне всегда хотелось услышать его историю.

Ахмет поклонился и продолжил: