Сейчас, впрочем, Альберт смотрел на колонны храмовников, на алые на белом кресты, на флаги Эсимены и значки окружных монастырей и воздерживался от ехидных комментариев. Вообще помалкивал. Пока в конце концов не сказал, стараясь, чтоб это прозвучало непринужденно:
– «Как дома, да? Хотя дома ты парадов не видел».
В Единой Земле Артур в парадах участвовал, это точно. Но «дома»? Альберт называет Единую Землю домом? Это он-то, утверждавший, что не скучает по ней и что на Земле не сравнить, насколько лучше.
– «Придурок ты, – буркнул братец, – я вот, может, пнуть тебя хочу, а не могу, потому что ты там, а я тут. А в Единой Земле мог и пнуть, и в глаз дать, и вообще, что захочу».
– Я тоже по тебе скучаю, – Артур улыбнулся, – я вернусь. Когда придут ангелы, тут многое изменится. Если я выживу, я смогу уходить в тварный мир.
– «Когда… чего?! – Альберт забыл и про парад, и про ехидство, и про ностальгию. – Кто придет?! Куда?! В Ифэренн? Как?!»
– Порталы в храмах. Ангелы придут. Я только не знаю, когда точно.
Альберт не сомневался в том, что Артур выживет. Это грело. Это грело даже больше, чем то, что он соскучился. Мнение младшего по-прежнему было важнее всего. Подвести его Артур не мог, нет уж, один раз подвел, больше такого не случится. Значит, нужно выжить. Чтобы вернуться на Землю.
Когда ангелы придут в Ифэренн…
Артур Северный – воплощенное разрушение, погибель мира, последний удар мизерикорда сквозь решетку забрала. Когда ангелы придут, эта сила обратится против Ифэренн, Земля получит отсрочку и можно будет вернуться домой. Можно будет приходить туда, и возвращаться сюда, и спокойно ждать, пока Волк решится принести себя в жертву.
Может, Марийка права, когда называет его бесчеловечным? Вот сейчас он рассуждает как человек или как нелюдь?
С Ифэренн не случится ничего плохого, разрушение здесь равно созиданию, невозможно уничтожить музыку, она будет звучать, она изменится и станет еще прекрасней. С людьми в Ифэренн не случится ничего плохого, все плохое они сделали с собой сами, пока были живыми в тварных мирах. Здесь их души услышат измененную музыку, но, как и прежде, вольны будут выбирать между злом и добром. Война Небес не прекращается, но на жизнь людей влияет лишь тогда, когда люди задумываются о ней и решают вмешаться.
Христиане станут солдатами на новой войне. Остальные… сначала пусть станут христианами.
А жертва Волка – это спасение и для него, и для мира. В первую очередь для него. Правда, вряд ли он когда-нибудь это поймет.
Что это? Мысли человека или нелюдя? Права ли Марийка? Или все-таки прав Альберт, который считает его человеком, несмотря ни на что. Несмотря даже на то, что Артур пожертвовал им в Единой Земле, чтоб спасти свою и его души.
Глава 21
«Ад и рай – в Небесах», – утверждают ханжи.
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай – не круги во дворце мирозданья,
Ад и рай – это две половины души.
Ничего еще не было решено. Все шире расползались слухи о том, будто христиане сами вынуждают остальных нападать на себя, будто христиане хуже фейри, те хотя бы крадут детей, а эти забирают силой. То тут, то там, в юоре, и в газетах, и по телевидению появлялись упоминания о каких-то договорах, якобы заключенных церковью с провокаторами.
Если верить слухам, по этим договорам провокаторам причиталось по тридцать серебряных за каждую семью с детьми, втянутую в нападения на христиан. Так символично, что просто глупо. Но здесь не настолько хорошо знали Евангелие, чтобы уловить аналогии и понять их нелепость. Эти тридцать сребреников, о которых Артур слышал все чаще, были насмешкой над христианами. Просто шуткой, понятной лишь тому, кто смеется, и тем, над кем смеются. Шутка так себе… но она начинала злить.
Когда наконец удастся найти источник слухов или источники, демонам, затеявшим это, придется несладко. И не из-за ангелов. Ангелы к тому времени, может, еще и не явятся.
– Артур… – шепнула Марийка, дернув его за рукав, – мне надо домой, надо бассейн с кровью и чтоб ты был со мной.
Почему-то первым запаниковал Альберт. Все услышал, все сразу понял и заметался:
– «Что? Марийка? Началось? Что надо делать? Маришку позвать?!»
– Не помешало бы. – Марийка улыбнулась. – Только не прямо сейчас. Я скажу когда. Альберт, для меня это гораздо безопаснее, чем для живых. Но мне приятно, что ты беспокоишься.
Младший тут же фыркнул, надулся и со своим коронным «да больно надо» стал походить на себя четырнадцатилетнего, а не на взрослого парня, которому уже стукнуло четверть века. Он не знал, что Артур собирается крестить дочку. И Маришка не знала. Если девочка умрет, объяснить это Альберту будет довольно сложно, но Артур надеялся, что она выживет. Очень надеялся. Он не просил у Господа жизни для нее – как Он решит, так и будет. И у Пречистой не просил – незачем напоминать ей о том, что дети смертны, она и так всегда об этом помнит.