Блин, немноговато ли для одного парня, которому едва за двадцатник перевалило? Потерять то немногое, что у него еще осталось и вновь вернутся на родину зная, что там его подвиги и жертвы никому нахрен не нужны. Крестьяне не узнали, власть-имущие не заметили, братья не поняли, а отец не одобрил.
Я-то ладно, — я привык. Возвращаться к гражданке и видеть, что родина даже не заметила, сколько человек отдали за нее свои жизни. Но, в отличие от князя, мне уже… Мне уже… Я родился в…
— Твою-то мать! — звучно плюнул я, принимая на себя недоуменный взгляды прохожих, продолжавших тащить трофеи из пустеющего лагеря.
Вместе с упавшей на опухший нос первой снежинкой, я понял, что окончательно забыл сколько мне лет. Чтож такое-то? Чую, настанет день, когда не буду знать, как задницу вытирать…
Оставив деда возле гарнизона, я пошел обратно к особняку. Из гильдии доносился заливистый смех и стук бьющихся друг от друга кружек. На площади шла бойкая торговля спертыми из лагеря трофеями. Глашатай возносил дифирамбы Грисби и Рорику, объявляя о прекращении комендантского часа. Какие-то артисты выступали с наспех сочиненной песней про «На рассвете рыцари отважными были, но подобно девкам под платьями белья не носили…»
Проходя мимо гражданских, я то и дело слышал возбужденные шепотки крестьянок и приглашения от мужиков выпить вместе с ними. Но мне праздновать не хотелось. Сложно разделять радости победы, когда тебе доводиться принимать решения, а не просто следовать приказам. И хоть я и знал простую истину, что правильных решений не бывает, но легче от того не становилось.
Миновав обломок фонтана у калитки, я проигнорировал любопытный взгляд девчушки с темно-синими волосами и зашел в салон. Ставшая уже привычной дыра в полу осталась позади, и берцы захрустели каменной крошкой в коврах.
Выбитые окна напротив лестниц на первом этаже, залетевшая снежинка, что тут же растаяла, едва коснувшись пола. Теперь еще и окна заколачивать…
Непривычный покой роскошного особняка заставил невольно заскучать по шумному клоповнику.
Остановившись напротив искомой двери, я погладил мягкую кожу ножен дорогого меча и тихо вздохнул. Дело не в гордости — просто не могу. Не достоин, что ли? Надеюсь, рыцарша поймет.
— Гена? Гена, блин! А ну подъем, обед проспишь! Смотри, чего Аллерия тебе на прощание подарила! Даже поцелуем благословила… Хорош дрыхнуть, кому сказано?!
Не всю же жизнь пацану со сломанной рапирой бегать?