Рысь

— Вот именно, мне ничего объяснять не надо. Но тебе, наверно, полезно будет узнать, что нам еще ни разу не удавалось показать по телевизору нормальные кадры. Отрубленные лапы, обглоданная до костей Рена, разрезанный ошейник Юли и сбитый машиной Тито — вот все, что видели зрители. Сплошной негатив. Кадры, которые представляют нас пассивными наблюдателями — словно мы только и делаем, что собираем мертвых рысей. Понимаешь? И если Селяви, помимо того, что он снял в Юрских горах, снимет еще и детенышей, то получится материал, которого хватит для документального фильма по швейцарскому телевидению, который, в конце концов, выгодно представит проект. И, возможно, поспособствует увеличению финансовых вложении со стороны кантонов. Без маркировки детенышей в таком фильме не обойтись, потому что именно тогда станет понятно, насколько трудна и щекотлива наша работа. А потом всегда надо распространять знания о том, как живут рыси. И, в частности о том, что самка рождает не семь детенышей в год, а одного-двух, и далеко не всегда оба доживают до следующей весны.

Штальдер не сводил глаз с Хильтбруннера.

— Это можно и статистикой показать. Мы же не просто так ее собираем.

— Но в фильме, кроме цифр, будут и эмоции. Сами по себе цифры малоубедительны.

— Эмоции! — чуть не задохнулся Штальдер. — Если речь о том, чтобы показать наивным городским романтикам, какая пушистая у детенышей шерстка, то на меня можете не рассчитывать. Этот фильм не скажет правды, если заодно не покажет, как рысь в клочки разрывает косулю. Потом ты, наверно, забыл, что нам тут прокалывают колеса и ломают антенны, воруют из машин карты, что скоро нам придется класть приемник и список частот под попутку, чтобы кто-нибудь не пошел пеленговать наших рысей со стволом. Если мы целой автоколонной заявимся в Лауэнен, как цирк-шапито, то хлопот не оберешься. Там полно стариков-охотников, которые день-деньской сидят у окошка и караулят, кабы чего не случилось. Я не хочу огораживать станцию колючей проволокой. Нам надо работать незаметно. Из-за Раи и из-за того, что здесь пруд пруди всяких дуболомов.

Покуда Штальдер столь недвусмысленно изъяснялся, Надя Орелли выпита из машины, поздоровалась со всеми и услышала ответные приветствия ото всех, кроме Штальдера, встретившего ее угрюмым взглядом.

Раздраженный Штальдер продолжал:

— Но разве тебе нужны причины? Я просто констатирую, что здесь слишком много людей. Кто-то должен уйти. И чтобы избежать долгих дискуссий, уйду сам. Рая будет мне благодарна.

Развернувшись, он размашисто зашагал к своей машине.

— Если я кому нужен, то я пеленгую, — бросил он напоследок. — Вино или Сабу. Увидимся на следующей маркировке с меньшим количеством людей. Или на проекте в румынских Карпатах. Если так будет продолжаться, я тут не задержусь.

Штальдер резко завел мотор и был таков.

Пауль Хильтбруннер покачал головой, пробормотал что-то об аутистах и повернулся к Жаку Селяви и Жильберу Корню. Геллерт стоял как вкопанный, не выпуская из рук штальдеровский чемоданчик. Лен жалел о том, что слишком медленно думает. Не то бы он уехал вместе со Штальдером.

— Когда подойдем ближе к рысям, надо будет поделиться на группы, — сообщил Хильтбруннер, разлил остатки шампанского и поделил людей так, что все поместились в три машины.

По дороге в Лауэнен Хильтбруннер без передышки болтал с Селяви и Корню. На беглом французском предупреждал, чтобы те не питали слишком больших надежд. Могло статься и так, что они не найдут ни Раи, ни детенышей.

Им не привыкать снимать зверей, которым плевать на сценарий, ответил Селяви и так загадочно улыбнулся, что Хильтбруннер даже не знал, как истолковать улыбку.

У въезда в деревню за пыльным окном сельхозтоварищества стоял Макс Пульвер и внимательно разглядывал появившуюся автоколонну. Огромный пикап Селяви сразу бросился ему в глаза. Приметив на двух следующих автомобилях большие антенны, Пульвер сразу забил тревогу. Как и было условлено, он набрал номер Хуггенбергера. Но трубку снял не Альфред, а его мать. Пульверу объяснили, что Альфред сейчас трудится вместе с отцом, возводя изгородь на Хюэтунгеле — из «Мигро» привезли овец. Когда мать спросила, не передать ли чего Альфреду, Пульвер ответил отказом. Пусть просто срочно позвонит ему, как только вернется с Хюэтунгеля.

Фриц Рустерхольц как завороженный продолжал собирать в подвале штуцеры для жижеразбрасывателей. Мысленно он шел по лесу с самодельной антенной в одной руке и ружьем в другой — напрямик к спокойно почивающей на своем лежбище рыси. Сегодня утром ему звонил Роберт Рихнер и сообщил, что универсальный приемник почти готов. В субботу он проведет последние испытания и в воскресенье приедет в Оберланд. Поскольку Рустерхольцу не хотелось, чтобы кто-нибудь видел у его дома чужую машину, он предложил Рихнеру встретиться в Гштаде. Рихнер говорил чрезвычайно уверенно. Настолько, что заразил своей уверенностью и Рустерхольца.