Отыскивая Раю впервые после маркировки детенышей, Юлиус Лен услышал странные сигналы. Глухо и настойчиво шли они из совершенно невозможного места – из центра Лауэнена. Если принимать всерьез пересечения начерченных карандашом линий, то сигнал поступал прямо из «Тунгельхорна».
Предчувствуя беду, озадаченный Лен припарковался у почты и, оставив в машине приемник и ручную антенну, направился к пивной. Вошел и поискал глазами свободное место. Однако, прежде чем подойти к одному из пустующих столиков, Лен узнал худое лицо человека, сопровождавшего его, когда он как-то раз поздним вечером пеленговал Раю на Хольцерсфлуэ, – орнитолога. Едва он отогнал от себя нахлынувшее дурное предчувствие, как увидел другое лицо, тоже показавшееся ему знакомым даже без красно-сине-белой шапочки, – великана со сросшимися бровями. Худой взглянул на него пугливо, великан – вызывающе.
Встревожившись от присутствия этих знакомых лиц, Лен побыстрее протиснулся мимо их стола в заднюю часть помещения. Сел боком к собравшейся компании, чтобы не терять их из виду. Беспомощно, словно никчемные отростки, положил руки на стол.
Никто, даже тихо, но отчетливо ругнувшийся Самуэль Таннер, смекнувший, что Хуггенбергер зайдет слишком далеко, не смог помешать тому встать, снять с рогов серны ошейник и направиться вместе с ним к молодому рыселюбу.
– Смотри, что у меня есть, – сказал Хуггенбергер. – Ожерелье твоей подруги. Красивый оптейничек. Ты его искал, да? Поэтому сюда и пришел. Не можешь найти свою рысь. А ее только что подстрелили – точно так, как я тебе обещал.
Держа ошейник в широкой волосатой руке, Альфред Хуггенбергер помахал им перед лицом Лена.
Мерзость, подумал Лен. Сидел, не шевелясь, и не мог выговорить ни слова, наконец встал, быстро прошел мимо широко оскалившегося Альфреда Хуггенбергера, мимо онемевшей компании и выскочил из «Тунгельхорна».
Хуггенбергер громко расхохотался. Кроме Макса Пульвера, выдавившего коротенький смешок, никто больше не смеялся.
– А нельзя было обойтись без этого? – раздраженно спросил Самуэль Таннер. – Обязательно было втягивать нас в эту историю?
– Не мог отказать себе в удовольствии, – радостно пробурчал Хуггенбергер и, поигрывая ошейником, вернулся к столу – Теперь он еще долго не заявится в Лауэнен.
– Зато полиция медлить не станет, – парировал Самуэль Таннер.
– Наконец-то, – гоготнул Альфред Хуггенбергер, – как же я давно ее поджидаю. Вот будет развлекуха! С нас-то какой спрос? Мы нашли этот ошейник на горной дорожке.
– Ошейник – полбеды, а Рустеру надо избавиться от рыси. Причем быстро и бесследно.
– Да ладно… Рысь мы тоже где-нибудь на обочине подобрали. Я уже предвкушаю потеху! Как думаешь, скоро легавые подвалят?
– Думаю, что они нескоро отвалят. Они обследуют рысь, найдут рустеровскую пулю и перетрясут все наши дома.
– Что ты заладил, как этот старик Феннлер, – обиделся Хуггенбергер. – Что такого произошло?
В штаны наложишь из-за пары людей в форме? Они еще ничего не нашли. Рустеровское ружье бросим в Тунгельшус – и баста, орудия преступления нет. А с мелкими косвенными уликами никого обвинить не смогут. Может, они нас даже сфотографируют. Если хочешь, Рустер, я сам могу взять рысь на руки.
Не желая верить в случившееся, Лен поспешил туда, где Рая выкармливала детенышей. Он был вне себя и не знал, что ждет его там, на скалах. Возможно, ему просто хотелось снять с себя часть вины. Или он и вправду надеялся отыскать Раю? От этого горластого балагура можно было ожидать чего угодно. Однако Лен не мог представить себе, что Рая потеряла ошейник. Конечно, даже рысь покрупнее, в принципе, могла исхитриться и избавиться от ошейника. Но поверить в это было почти невозможно.
Чем ближе он подходил к месту маркировки, тем сильнее охватывало его отчаяние. Мысли путались: то он уже не надеялся найти Раю в живых, то не хотел поднимать на станции преждевременную тревогу. Если Рая действительно избавилась от ошейника, то она могла быть и на противоположном склоне. Но тогда как ошейник попал в руки одержимых пальбой противников рысей? Так или иначе, ему придется позвонить Геллерту.
Лен не знал, какое значение стоит придавать прежним встречам с двумя дуболомами из этой шайки – одного из них, орнитолога, он даже брал с собой на пеленгацию.
Гораздо быстрее и легче, чем в прошлый раз, как ему казалось, Лен добрался до места маркировки. Сначала он увидел разодранного беляка. Подошел ближе. Туча жирных мух взлетела с останков сурка и принялась кружиться над Леном. Последняя добыча, принесенная Раей своим детенышам.
Лен опустился на колени. Увидел мертвых рысят. И тут же отвел глаза. Посмотрел в долину. Поискал центр деревни, «Тунгельхорн» – их не было видно. Он чувствовал свою вину за смерть Раи. Неужели тот орнитолог так ловко провел его? Или не зря злился Штальдер, возмущаясь столпотворением на маркировке? Они действительно привлекли внимание деревенских жителей? Или, может, виноват тот киношник, как его там, Селяви, показавший женщине на парковке отснятые кадры? Может, он и не описал в подробностях лежбища, но сами кадры выдали тайну?
Ответа Лен не находил. Вариантов было множество. Но в «Тунгельхорне» его узнали. Это он в последние недели и месяцы ездил в Лауэнен разыскивать Раю. Именно ему проткнули колесо и погнули антенну. В его машину залезли. К Лену. Не к Скафиди, не к Геллерту, не к Штальдеру. И Рая. Теперь ему наконец стало ясно – Рая была его подопечной. Его рысью.