Рысь

Никаких сигналов. Из динамика не раздавалось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало вчерашние звуки. Рустерхольц посмотрел на антенну, на отпиленные от сушилки проволоки. Взглянул на Виспилеграт, на его ровную вытянутую горизонталь, опустил глаза к выезду из долины в направлении Гштада, снова поднял их к Лауэнехоре, к Хундрюггу, и – опустил, к центру деревни. Там сейчас стоит Дельфинчик, улыбаясь из-за прилавка и поджидая покупателей, а не его. Это уж точно. Как точно и то, что здесь и не пахнет рысью. Ни сигнала, ни ошейника, ни зверя. Хуггенбергер опередил его.

Рустерхольц опустил антенну. Не выключая динамика, он предался горькому отчаянию. Без сигнала ему здесь делать нечего, без сигнала – конец. Вчера магнитола так великолепно работала, он так гордился, в том числе и дружбой с Рихнером, который помог ему, сделавшим большую часть работы, так что Рустерхольцу не терпелось обрадовать его вестью об удачной охоте. Они бы стали первейшими друзьями, Рихнер наверняка смонтировал бы ему радиоустановку, чтобы они могли переговариваться по вечерам. Или приехал бы к нему в Лауэнен и помог отремонтировать дом, заговорить с Дельфинчиком, научил бы его флиртовать с женщинами. Может, это было бы и нетрудно, потому что женщины наверняка стали бы интересоваться, как он подкрался к рыси, как прицелился и так далее, и ему было бы что порассказать, много чего интересного.

Все эти мысли, все эти надежды, которые прежде таились в его подсознании, наконец прорвались наружу. И разбились о действительность. Рустерхольц даже не пытался посмотреть, не отсоединился ли какой-нибудь контакт на магнитоле. Если сигнал не поступает, значит, его вообще нет. Значит, ошейник сорван, а рысь мертва.

Рустерхольц прислонился к скале. Не знал, стоит ли ему вообще возвращаться на Хундсрюгг – может, легче сесть в автобус Бюхи и навсегда уехать отсюда.

Тихо и безвольно сидел он над обрывом, потом взял в руки камень и стал царапать им скалу, слишком твердую для того, чтобы на ней оставались следы. Посмотрел на винтовку, антенну, магнитолу, обвел взглядом застывшую на солнце Лауэнентальскую долину.

Хотел запустить камень по высокой дуге, но вместо этого еле слышно бросил его под ноги. Закинул винтовку за спину, взял антенну и магнитолу под мышку и понуро двинулся обратно на Хундсрюгг.

В двухстах метрах под ним Альфред Хуггенбергер выходил из-за последних елей, обрамлявших перерезанную корнями лесную дорожку, упиравшуюся в обломки горных пород. Тяжело дыша, с каплями пота на густых бровях, рюкзаком и охотничьим ружьем за плечами.

На парковке у Лауэненского озера Хуггенбергер не увидел ни одной машины – даже раздолбанного синего «опеля» молодого Феннлера.

Одолев осыпь, Хуггенбергер начал карабкаться вверх по скалам. Его широкая спина смотрелась бы лучше на состязании борцов, чем здесь, среди отвесных, поросших диким кустарником и низкорослым ельником скал. До того места, которое он приметил в бинокль, Хуггенбергер решил добираться обходным путем. Стрелять снизу вверх не всегда удобно.

Внезапно Хуггенбергер узнал то место, где вчера вечером стоял Рустерхольц. Небольшая площадка у подножия двух мощных скал, слева от которой стояла жиденькая, низенькая елочка. Хуггенбергер послал треклятого Рустерхольца куда подальше. Пусть не попадается на глаза, прежде чем Хуггенбергер добьется своего.

Достигнув намеченной скалы, Хуггенбергер спрятался за небольшой елкой и в бинокль обшарил взглядом все окрестности, однако не нашел ничего, что напоминало бы рысь.

Он устроился на скальном выступе в кружевной тени елочки и свесил ноги на солнце. Смахнув пот с бровей тыльной стороной ладони, он приготовил ружье и вперил прищуренный взгляд в ослепительно сверкающие на солнце скалы. Было часов десять.