Установив таким образом непринужденную атмосферу, я принялся потчевать гостей шоколадными кексами и «Сникерсом», в ожидании того момента, когда Лукас соизволит заговорить о своем срочном деле. От меня не укрылось, что оба они – Карин в большей степени, чем ее муж – покрыты отцветающими синяками и ссадинами, которые они пытались скрыть под одеждой или слоем пудры. Это обстоятельство усилило мое любопытство, но я терпел и ничего не спрашивал. Наконец, вздохнув и переглянувшись с женой, Барлоу поведал мне об их неудавшемся свадебном путешествии и тех испытаниях, что выпали на их долю в Альпах. Маленький самолет, на котором они вылетели из Фильсхофена на один из горных южнотирольских курортов, стал жертвой непогоды и потерпел крушение. Какое-то чудо спасло их, позволив отделаться ссадинами и ушибами, и Карин, улыбаясь, рассказала мне, как, оставшись без обуви, обматывала свои ноги обрывками брезентовой куртки пилота, тело которого так и не было ими обнаружено. Израненные, они брели всю ночь и половину следующего дня по снегу, ориентируясь на видимый вдалеке клочок зелени, и даже провалились в какое-то ущелье, второй раз чудом выжив. Теперь они говорили о своих приключениях с ноткой веселости в голосе, подтрунивали друг над другом, вспоминая свой тогдашний страх, и произвели на меня неизгладимое впечатление своей выдержкой и умением бороться. Эти-то качества и позволили им в конце концов достичь цивилизации – изможденные и едва стоящие на ногах, они достигли той зеленой долины, что служила им ориентиром, и единственного расположенного там горного пансионата, откуда и была вызвана помощь. Карин все время теряла сознание, и врачам пришлось изрядно повозиться с ней, Лукас же, который чувствовал себя несколько лучше, заботился, по собственному признанию, о том, чтобы не потерять свою завернутую в тряпичный узел находку. На мой вопрос, о какой находке он говорит, парень рассказал мне о найденных ими в одном из ущелий останках самолета, потерпевшего крушение – судя по ржавчине и находящимся в нем скелетам – несколько десятилетий назад и до сих пор ни кем не обнаруженного. С помощью супруги он постарался описать мне самолет во всех деталях, и я смог подтвердить его предположение, что речь идет, скорее всего, о частной прогулочной машине, и уж во всяком случае, не о военном аппарате времен второй мировой войны. Я также в полной мере разделил его точку зрения о прискорбности того факта, что родственники погибших так и не узнали об их судьбе и не смогли похоронить тела. Я был согласен с тем, что ритуал прощания с умершим позволяет внутренне «закрыть тему» и жить дальше, в случае же неясности мысли об этом никогда не покидают близких, а порою и мучают.
Лукас выразил радость по поводу того, что я его понимаю и перешел к изложению своей просьбы. Поскольку-де он человек сердобольный и желал бы помочь родственникам несчастных погибших избавиться от мук неизвестности, он просит меня произвести исследование принесенных им черепов на «том аппарате, о котором я ему рассказывал» и получить электронные слепки, а проще говоря – портреты жертв катастрофы, с тем, чтобы потом разместить эти изображения во всех мыслимых средствах массовой информации, где они смогут быть опознаны членами их семей. С этими словами он осторожно вынул из большой полотняной сумки (такой, знаете, с которыми хозяйки обычно ходят на крестьянский базар) два прекрасно сохранившихся человеческих черепа, каждый из которых был обернут тряпицей, и поставил их передо мной на стол. Заметив, что я заинтересовался его историей и разглядываю черепа с видимым любопытством, он расслабился и откинулся на спинку дивана.
Знал бы ты, чего мне это стоило, Алекс! Жена мне всю плешь проела из-за того, что я все же решился забрать черепа, – он протянул руку и весело потрепал Карин по плечу. – Я же объяснил ей, что, невзирая на наше собственное невзрачное положение, наш долг – разгадать загадку той авиакатастрофы и установить личность погибших. Думаю, теперь и она не жалеет о том, что я тогда оказался непреклонен и взял их с собой. Не правда ли, зайка?