Рыдания усопших

Ориентироваться в городе было легко – кварталы его располагались вокруг возвышающегося в центре замка, откуда Граф и Графиня правили своей вотчиной. По какой бы тропе ты ни пошел, она, соединяясь с другими, словно притоки и реки, в конце концов выводила тебя на главную площадь, к самым воротам этого величественного строения, в котором мне предстояло сегодня пройти процедуру посвящения и стать полноправным жителем Графства. На все мои вопросы касательно этого мероприятия Хегле отвечал уклончиво, повторяя лишь, что разочарован приемом я не буду. Говоря о Графине, он почему-то всегда понижал голос и подпускал в него интонации глубочайшего поклонения и едва сдерживаемого восторга, из чего я заключил, что он, несмотря на опалу, преисполнен истинной любви к своей строгой госпоже. Ну, да это было его дело, я же не собирался поклоняться неизвестно кому, тем более персонажу, в котором я не без оснований подозревал персону шарлатанскую.

На улицах снова стали появляться люди. Однако теперь они не шатались без дела меж домов и не занимали уютными компаниями свои инкрустированные камнем и резьбой скамейки, а группками и в одиночку выходили на ведущие к замку тропинки, направляясь на церемонию. Настроение среди них царило торжественное, степенные мужчины не позволяли уж себе вольностей по отношению к их бледным, гордо несущим свои бюсты и попы спутницам, и немногочисленные детки, облепив родителей, оставили на время свои вечные забавы и вели себя как подобает. Люд попроще, облаченный в распространенные здесь рыбацкие куртки да свободные, перехваченные поясом, рубахи, также нисколько не тушевался в обществе своих похожих на индюков приятелей и гордо вышагивал в направлении графского замка. Завидев меня, многие кивали и улыбались – видимо, слух о том, что именно я являюсь виновником сегодняшнего торжества, уже облетел окрестности и позаботился о повышенном ко мне внимании. Краем глаза я заметил, как какая-то девица попыталась играючи взять под руку Хегле, но тот вдруг отпрянул от нее, словно обжегшись, и даже перешел на другую сторону улицы, велев мне следовать за ним.

Кто это? полюбопытствовал я, когда гневный блеск его глаз начал стихать.

Да так, одна… уклончиво ответил мой провожатый, всем своим видом показывая, что тема разговора ему неприятна.

Я вижу, она тебя испугала? продолжал допытываться я совершенно бестактно.

Не в этом дело.

В чем же?

Просто… одна из них уже живет в моей душе, и ей я верен! последовал высокопарный ответ, и глаза Хегле осветились странной смесью эмоций.

Покажешь мне ее?

Не могу. Она живет у моря, и к ней нет дороги.

И ты не можешь ее забыть?

Забудешь тут… Ведь это именно она выдала мне путевку на переселение сюда, а сама осталась там!

В его голосе зазвучала горечь, и я решил не мучить больше несчастного влюбленного, хоть и ровно ничего не понял из того, что он сказал, кроме того, пожалуй, что нравственные идеалы этого парня бесконечно выше моих собственных.

Площадь перед замком заполнилась людьми. Все в ожидании смотрели на массивные, испещренные замысловатыми письменами и рисунками ворота, которые вот-вот должны были открыться. По всему было видно, что большинству собравшихся не впервой такие приемы, и лишь я не имею понятия о том, что ждет меня в замке. В толпе я заметил бородача, виденного нами недавно у границы Графства, вид у этого человека был потерянный и жалкий, он не прибился ни к какой компании и стоял один, переминаясь с ноги на ногу и явно чувствуя себя не в своей тарелке. Я вспомнил свой первый день в новой школе, когда единственными знаками внимания со стороны моих будущих товарищей были насмешки и язвительные замечания, и посочувствовал печальному старику. Как ни крути, а Хегле все же пекся здесь обо мне, бородач же, похоже, был один-одинешенек. Я хотел было подойти к нему и заговорить о чем-нибудь, но в этот момент ворота замка начали открываться, и все мое внимание переключилось на них.

Когда створки ворот, распахнувшись, замерли, горожане не спеша потянулись в освещенную множеством факелов утробу замка. Никакой прихожей не существовало, входивший сразу же оказывался в огромном, лишенном окон овальном зале с выложенным гранитными плитами полом, в середине которого высился огражденный цепями помост, напоминающий алтарь. Ближайшая к входу часть помоста была ярко освещена, дальняя же утопала во мгле, словно свет факелов не осмеливался проникнуть за невидимую преграду. Такая игра света и тени была довольно необычной, и я невольно начал гадать, в чем же фокус.